Невозможный Санкт-Петербург глазами европейца

Продолжаем знакомить читателей tart-aria.info c историческими источниками. Выносим из забытых закромов (а эта книга из серии, которая так и называется «Забытые книги») книгу, изданную в 1910г в Лондоне, под названием «Санкт – Петербург».  Автор этой книги Георг Добсон в течение многих лет был корреспондентом лондонской газеты «Таймс» в Санкт-Петербурге. Книга показалась мне интересной тем, что содержит взгляд со стороны, и передает краткое, сжатое содержание истории возникновения и строительства города, и возможно, факты, еще не известные русскому читателю.

Отличие Санкт-Петербурга от всех европейских столиц

Начинает автор свою книгу с описания своего личного впечатления о городе на Неве:

«Хорошее представление об особенностях города и его окружения может быть передано читателю, если автор укажет их здесь в свете, в котором они впервые впечатлили его много лет назад.

Его внимание в первую очередь поразила просторность этого места, обширный масштаб, на котором Имперский город был заложен, и огромная трата земли, в которой Петр Великий посадил свой так называемый «Рай». Автор не мог не заметить красивый внешний вид главных зданий и чрезвычайную слаженность географического положения.

Был также вид относительной пустоты многих больших, открытых площадей и широких, длинных главных улиц, которые временами казались слишком большими для небольшого количества жителей, разбросанным по ним. После Лондона и Парижа он был похож на провинциальный город или огромную деревню,  несмотря на дворцы и соборы. Самые большие здания казались подавленными большими окружающими их просторами. Непосредственное окружение знаменитого Исаакиевского собора показало поразительный контраст с окружением собора Св. Павла, который так позорно подрезан кирпичом и раствором на Ладгейт-Хилле.»

Хорошо иллюстрирует ситуацию в Лондоне (да, думаю, схожую и в других европейских городах того времени) французский живописец Гюстав Доре:

Возможно, слегка предвосхищая будущее? Сейчас, конечно, и в Санкт-Петербурге уже случаются пробки. Ну а в Европе они случились с изобретением первого автомобиля. Да что там автомобиля, в центре Амстердама, например, (который вроде как послужил прототипом Санкт-Петербурга?) полно улиц, где два велосипедиста то с трудом могут разъехаться.  Такие широкие улицы Санкт-Петербурга позволяли проводить военные парады, чего совершенно не предусматривала планировка европейских городов:

«Дома, построенные вокруг этого великолепного русского храма, находились на почтительном расстоянии от него. Военный смотр мог пройти перед ним без наименьшей трудности. В расположении улиц было легко увидеть, что город не строился стихийно, но имел регулярный план прямых линий, пересекающих друг друга по более или менее прямым углам. Этот план лучше всего виден на Васильевском острове, крупнейшем острове дельты Невы, и очень важной части Санкт-Петербурга.»

А возможно Петр 1 был провидцем и смог предугадать развитие городского транспорта в будущем? Которым даже 19-й век еще не являлся. Т.е. по сути, планировка строящегося Города предусматривала если не реалии 21-го века, то уж точно 20-го:

«Все казалось имеющим атмосферу новизны  и современности. Белизна и светлые оттенки лепных фасадов домов, которые никогда не становятся черными, благодаря использованию в основном древесного топлива вместо угля, помогало укрепить это впечатление. Ни каких остатков старины.»

Копоти, значит, не было, и все сверкало белизной, потому что дровами топили. Но насколько я знаю, в том районе нет угольных месторождений. И ближайшее месторождение бурого угля расположено в Московской области. Интересно все-таки, сколько необходимо было дров, чтобы отопить большой город только одними дровами в течение долгой зимы и нескольких (по крайней мере, двух, с 17-го по19-й) столетий подряд? Учитывая, что деревья растут не так уж и быстро. И учитывая закон Российской империи, запрещающий использовать на дрова строевой и корабельный лес, а вдоль берегов рек вообще никакой:

1000 саженей – это более 2х км. Т.е. в радиусе 2х км вдоль берегов всех  рек вблизи Санкт-Петербурга рубить вообще любой лес запрещалось. Можно было где-нибудь поглубже в чаще рубить, так оттуда еще как-то надо умудриться эти дрова вывезти. О балах вот много написали, а о том, как все эти помещения отапливались, где бы почитать.

«Автор в своих прогулках не видел никаких переполненных трущоб, ни узких, извилистых улочек и переулков, никаких блоков, стоящих на пути современных требований. Город, должно быть, проектировался с большими идеями относительно будущего роста его уличного движения, и хотя оно значительно увеличилось в бытность писателя, все еще имеется достаточно места для его дальнейшего развития. По-моему, был только один незначительный пример расширения улиц в Санкт-Петербурге для удовлетворения потребностей увеличившегося дорожного движения на протяжении всей его истории. Это произошло недавно, когда два или три моста через каналы были расширены, чтобы дать больше места для новых электрических трамваев.»

Добсон обратил внимание еще на одну особенность в строительстве Санкт-Петербурга. Он не застраивался из какого-то единого центра, расширяющегося равномерно во все стороны, как это обычно происходило в формировании городов. Но ключевые здания строились сразу в разных местах, порой на значительном удалении друг от друга:

«Когда Петр Великий приступил к строительству Санкт-Петербурга, он не довольствовался построением ядра лишь в одном конкретном месте, оставив его расширение обычным естественным путем. У него были разные учреждения, расположенные по обе стороны реки на огромных расстояниях друг от друга. Например, Александро-Невский монастырь был построен на одном конце Невского проспекта, примерно в трех милях от Адмиралтейства на другом конце, и потребовалось больше века, чтобы заполнить промежуточное пространство.»

Месторасположение  Санкт-Петербурга

Так же удивлял Георга Добсона и выбор месторасположения города:

«Часто не одобряли, что Санкт-Петербург очень сильно удален от всех других крупных центров России, так же, как и от соседних стран. Он стоит далеко от всех других коммуникаций, как в России, так и на остальном европейском континенте. Он лежит на пути в никуда, в частности, за исключением, возможно, арктических морей. Что касается наземного сообщения, то Санкт-Петербург находится в самом неудобном и глухом конце России, который мог быть выбран для нее. Петр Великий, который только жаждал «морской силы», совсем не питал интереса к наземным маршрутам. Хотя он был только отдаленно или почти совсем не связанным с викингами, которые основали более древнюю российскую династию Рюриков, он, тем не менее, унаследовал и в какой-то мере возродил свое своеобразное пристрастие к кораблям и водным путям. Неудобства этой отдаленности Санкт-Петербурга из более старых центров «внутренних районов» упоминается русским писателем Нарышкиным следующим образом: «Государство, имеющее столицу на одном из его концов, подобно живому существу, у которого сердце было бы на кончике пальца.

Сегодня это возможно, не важно, учитывая развитие гоночных моторов и наше презрение к дистанции, и, тем не менее, это будет так, вероятно, в ближайшем будущем, когда дирижабли будут использоваться более широко; но нельзя не думать о том, что, если бы российская столица была размещена в несколько более доступном месте, это было бы лучше для внешнего мира, а также для России. Никто не может сказать, где еще она могла быть расположена, но все, похоже, согласны с неудобством ее нынешнего расположения. Возможно, было бы более полезным для жителей, если бы Петр начал строить город на милю или две дальше по реке Охте, откуда он заставил шведов уйти. Со всех сторон Санкт-Петербурга нет никаких других городов, имеющих какое-либо значение на протяжении сотен миль, ни на территории России, ни через российско-финскую границу в непосредственной близости. Тверь находится в 300 милях, а Москва – в 400 милях к юго-востоку; Вильно, бывшая столица Литвы, находится более чем в 400 милях к юго-западу; и Хельсингфорс, столица Финляндии – в около 300 милях к северо-западу. Если мы повернем на север, в этом направлении нет ничего, кроме Архангельска, еще на 600 или 700 миль дальше, и Северного полюса. Ближайшие города Новгород, Псков и Нарва, которые когда-то были столь важны в российской политике и торговле, уже давно погрузились в провинциальную ничтожность. Они когда-то вели обширную торговлю с западным миром и, по правде говоря, представляли собой реальное «окно в Европу» за столетия до того, как Петр Великий открыл свое окно на Неве. Первые два центра раннего русского самоуправления, Новгород и Псков, с известной памятью, были сокрушены и покорены Иваном Грозным на благо и возвеличивание Москвы. Все три города были впоследствии заменены новой столицей Петра.

Таким образом, Санкт-Петербург стоит, собственно говоря, посреди пустыни, окруженной болотами и лесами. Многие из этих болот все еще указаны на подробных картах как «Николаевские болота/ Круглые болота» и т. д. Балакириев, шут Петра Великого, описал положение новой столицы своего хозяина в следующей меланхолической мелодии: «На одной стороне море, на другой горе, на третьей мох, на четвертой ох».

Так автор книги описывает труднодоступность Санкт-Петербурга со стороны моря:

«Когда автор совершил свой первый визит в Санкт-Петербург морем, он считал, что последняя часть маршрута крайне неинтересна. Проход среди скал и островков финской стороны - восхитительный, но это опасный берег, и большие пароходы следуют на большом расстоянии от него в заливе.

В то время не было ни одного морского канала, позволяющего судам с глубокой осадкой безопасно подниматься по реке. В Кронштадте пассажиры должны были либо пересаживаться на русские речные суда, которые высаживали их у причалов города, либо из Кронштадта  добираться до небольшого поселка Ораниенбаум, откуда они могли доехать до Санкт-Петербурга на поезде. Единственное изменение, произошедшее с тех пор – океанские пароходы могут заходить прямо в порт Санкт-Петербурга по Кронштадтскому каналу (Морскому каналу, построенному в конце 19-го века – прим. мое)»

Революционное значение Санкт-Петербурга

Добсон считает, что Санкт-Петербург занимает уникальное положение в смысле некой стартовой площадки для борьбы нового со старым, и Европы с Азией, местом революционных идей, изменивших ход истории. Сначала Петр 1, затем Екатерина II, Александр II все ближе приближали Россию к идеалам Запада. Что все-таки встречало сопротивление не только со стороны русского народа, но и со стороны некоторых представителей русского дворянства.

«Только благодаря великодушной решимости Александра II Россия была перестроена в шаблон, заимствованный у Запада. В этом процессе Санкт-Петербург был лабораторией всех введенных мер. Таковыми были освобождение крепостных, создание местного самоуправления, окружных и муниципальных советов, реформа судебных институтов и измененная свобода печати. Нельзя отрицать, что эти меры были радикально новыми и беспристрастными к великой массе русского народа. Поэтому многие русские ненавидели Санкт-Петербург, который, правда, был очень далек от России, любимой ими по истории и традициям. Последующий опыт, однако, доказал, что эти великие реформы постепенно принимались народом и что они в наибольшей степени способствовали национальному продвижению в цивилизацию (западную, разумеется –прим. мое).»

Сопротивление «вхождению в цивилизацию» продолжалось долго. Еще в 19-м веке накал его был силен – восстание декабристов, убийство царя Александра II и другие проявления:

«Некоторые энтузиасты того времени, которые выступали за ре-русифицирование России, даже дошли до того, что отправляли свои письма по почте, адресованные в Петроград, а не Санкт-Петербург, «град» или «город» - славянское слово для немецкого «burg». Немецкие имена, которые Петр Великий так любил давать всему, всегда были неприятны русским и раньше, и не очень нравятся русскому патриоту наших дней. Император Александр III сам был настроен против этой немецкой терминологии, и хотя он не изменил ни одного из имен, принятых Петром, он согласился вернуть университетскому городу Дерпту (ныне Тарту –прим. мое) его старое славянское название «Юрьев» и внести соответствующие изменения в имена нескольких других мест в прибалтийских провинциях.

Старые славянофилы 30-х годов и реакционеры при Александре III работали на те же старые идеалы, которые влияние Санкт-Петербурга грубо потрясло. Русское православие и нация были сильно ослаблены немецкой бюрократией Петра Великого, но самодержавие не было ослаблено.

Характер и достижения Петра Великого совершенно затмили славу своих предшественников на русском троне. Новая Россия, которую он открыл и которую он и его преемники навлекли на изумительное внимание в мире, вскоре заставили забыть старый порядок вещей в Москве. Оригинальность Петра как гения и политика затрудняла ассоциировать его работу с чем-то, что было до него. Старая полуазиатская Россия, похоже, сравнивалась с мифом и легендой. Царство Петра было настолько замечательно, что оно полностью затмило все, что находилось до него, и, казалось, полностью отделило его от истории прошлого. Это было особенно актуально в отношении прошлой жизни региона, в котором он основал Санкт-Петербург.»

Уже давно замечена тенденция: если Запад хвалит какого-то правителя/политика, значит, он хорош для Запада, но плох для России. И наоборот. Как дополнительная лакмусовая бумажка для простого русского человека, чтобы определиться в потоке лжи. Насчет полуазиаткой России, как я поняла из этой книги, граница между Европой и Азией, в представлении европейцев, проходила до Петра 1 не по Уральским горам, а по границе Московии с Речью Посполитой. И возможно, это можно увидеть на старинных картах.

Отступление 1: Карта Фра Мауро

Карта Фра Мауро является одним из самых ранних относительно подробных изображений этих территорий. Но она расположена вверх ногами и на ней мало что понятно:

Четко читается Рига. Nuono Grado – Великий Новгород? Я обвела его красным кружком. Он стоит на какой-то мощной реке. Судя по тому, что она впадает в Черное море, это Днепр. И слева от Новгорода много городов, но их названия лично мне ничего не говорят. Могу прочитать Bona (?) и чуть дальше влево Alana, Noagra, Adosebouta (?), Dusma (?). Чуть выше Новгорода расположен Candach и влево от него Trachia. Какой-то очень большой город Lechi, и расположен он, видимо, на реке Дон, судя по тому, что впадает она в Азовское море. Есть на Дону сейчас город Лиски, взявший название от села Лыски, в 600 км южнее Москвы, но вряд ли это он. А вдоль Волги надписью «Grando SARAY»(Большой Сарай) объединен целый каскад городов на территории с названием «Тартария»:

А ниже в петле р. Волги город или область, вероятно, Амазония? Многие древние авторы описывают страну амазонок, но размещают ее в районе Кавказских гор, ближе к Каспийскому морю. Могу прочитать название «Танай». Танаем звали когда-то короля готов или скифов. Готский историк 4-го века Иордан рассматривал готов как скифов и часто не различал их. Он утверждал так же, что река Танаис (ныне Дон) была названа в честь «Тануса», родового короля Скифии. Карту целиком в большом разрешении можно посмотреть здесь

Предыстория строительства Санкт-Петербурга

Но почему все-таки именно это место выбрал Петр 1 для новой Российской столицы? Автор пытается это объяснить.

«Положение дел на берегах Невы до периода Петра Великого не привлекало к себе внимания Англии по очевидным причинам. Это вопрос, было ли там вообще известно об этом месте. Балтика была почти шведским озером, и другие моряки туда не допускались. Первое общение Англии с древней Россией и Московским правительством проводилось почти исключительно через более отдаленный северный порт Архангельска. Именно в этом месте Россия была случайно обнаружена англичанами в 1553 году, когда Ричард Ченслер заблудился в Белое море, пытаясь проложить северо-восточный путь в Китай. Вместо нового пути в Китай это неожиданное открытие открыло новый морской путь в Россию. Тогда шведы держались в Балтийском море и пытались помешать нам торговать напрямую с Россией этим путем. Поляки, как и шведы, выступали против всей торговли, особенно английской торговли с Россией в Прибалтике и Финском заливе, и в то же время они старались не допустить расширения России в сторону открытой воды в этом направлении. Их политика заключалась в том, чтобы подавить своего великого московского соседа и держать его как можно дальше от западного мира.

Короли Швеции и Польши оба были рассержены на Англию из-за помощи, оказанной русскому царю посланцами королевы Елизаветы и английскими торговцами в Москве. В 1569 году поляки захватили некоторые английские корабли на их пути в Нарву, и король Сигизмунд впоследствии объявил войну против Англии, не обращая внимания на его протесты. Таким образом, доступ к России через Балтику был чрезвычайно сложным для английских «торговцев-авантюристов» тех дней, и поэтому торговля с Москвой осуществлялась почти полностью за счет длинного и обходного маршрута вокруг Нордкапа (мыс в Норвегии). Они никогда не пытались, по-видимому, проникнуть дальше в Россию морем через Финский залив, поскольку Балтийское море было почти шведским озером, Финский залив, вероятно, также.

Когда на Неве появился Петр Великий и сокрушил морскую силу Швеции, казалось, что история этой почти неизвестной части России только началась. В связи с этим считалось, что Санкт-Петербург был основан посреди совершенно необитаемых болот и лесов. Это справедливо только в отношении существования этих болот и лесов, но не в отношении отсутствия населения. Вся местность, охватывающая территорию, большую, чем территория Соединенного Королевства (Англии –прим. мое), была и остается в значительной степени болотистой. И это, по-видимому, было преимуществом в одном отношении, поскольку болота и леса охраняли Старый Новгород в 120 милях к югу от Санкт-Петербурга против орд тартарских всадников, когда они захватили и опустошили остальную Россию. Весь район озер этой части Северной России по сути является неотъемлемой частью прилегающей «земли тысяч озер», которая является самой водяной страной в мире. Его прекрасная система озер полностью отвечает этой поэтической оценке, но ее родное имя, Суоменмаа (Болотный регион, прозвище Финляндии), не так привлекательно. Поэтому не может быть сомнений в болотистом характере Санкт-Петербурга. Но это не помешало ему стать местом обитания человека задолго до того, как на сцене появились шведы или москвичи. Одна из самых жестоких человеческих рас, финны, поселилась здесь в очень отдаленные времена и дала финские имена каждой части дельты Невы.»

Интересно, автор несколько раз почти подряд упомянул о том, что Санкт-Петербург был построен в болотистом месте. Как будто пытаясь в этом убедить. Но разве кто-то  в этом сомневался? Место это было хоть и болотистым, но все же обитаемым и, главное, хорошо защищенным против набегов тартар. Хотя, учитывая, что новгородцы все-таки платили им дань, то болота не являлись серьезным препятствием для уникальных тартарских лошадок?

«Новгород не подвергся монгольскому нашествию; хотя он и платил дань Орде, но сохранил уникальные памятники древнерусской архитектуры домонгольского периода и был единственным из древних русских городов, избежавшим упадка и дробления в XI—XII вв.» (Новгород Великий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона)

Позволяющие грозным тартарам добираться до самых защищенных мест, разрушая все на своем пути. Хотя в результате более всего разрушенными почему-то оказались именно те территории, на которых проживали сами тартары.  Не о городах ли, изображенных на карте Фра Мауро, идет как раз речь?

«Петр Великий переименовал все эти места, изменив финские имена на русские. Этот факт сам по себе доказывает, что жители Санкт-Петербурга никоим образом не были первыми обитателями Невы. Что сделала болотистая местность с несокрушимым финном? Само его имя, «Обитатель болота» (Суомалайн), казалось, утверждало предпочтение этому месту. Его сила сопротивления нездоровым последствиям местных условий, которые впоследствии способствовали уничтожению многих жизней в Санкт-Петербурге, была частью его прежней репутации. В конце концов, несмотря на неблагоприятные условия этой местности, финны стали одной из главных причин, побудивших другие народы Северной Европы стремиться получить опору на берегах Невы. В погоне за этой целью русские новгородцы и шведы следовали за финнами в эти места. Они построили здесь замки и основали поселения, которые несколько раз переходили между ними во время длительной борьбы за постоянное владение.

В самые ранние времена, имеющие записи об этой части России, Нева служила артерией торговли между Европой и Азией. Вся территория, через которую протекает эта река, была частью территории Новгорода, называемой «Водьский пятый».

Т.е. не смотря на то, что поляки и шведы не пускали русских к выходу в Балтийское море, как писал автор выше, сообщение и обмен товарами между Европой и Россией по этому морю все-таки существовали. Автор ничего не упоминает об Ивановских порогах, видимо, они не были серьезным препятствием в прежние времена?

«Ивановские пороги – 2-х км участок Невы между устьями рек Святки и Тосны. В дне реки выступают известняки; здесь много подводных гряд и камней. У мыса Святки самое узкое место Невы - 210 метров. Здесь поток движется со скоростью до 4 метров в секунду (такой скоростью течения обладают далеко не все горные реки). Несмотря на проводимые работы по расчистке фарватера (в 1756 и 1820 годах), до последнего времени Ивановские пороги были значительным препятствием для судоходства. Проведённые дноуглубительные и взрывные работы позволили существенно углубить фарватер и уменьшить скорость течения воды.» Источник

Ганзейский союз

Осуществлялась торговля между Европой и Азией с помощью мощного экономического и оборонительного союза под названием «Ганза».

«Город Новгород был разделен в административных целях на пять секторов, каждый из которых имел прилегающую к нему территорию. «Пятый» был назван по имени одного из трех племен коренных жителей финской массы, называемых ижоры, карелы и водь, которые жили вдоль берегов Невы. Их имена были идентичны названиям районов, в которых они жили, и два из этих имен, Ижора и Карелия, существуют в настоящее время. Этот «Водьский Пятый» простирался от Ладожского озера, вдоль левого берега Невы и берега Финского залива в направлении Ревеля (ныне Таллин – прим. мое), а на правом берегу реки и северного берега залива, до маленькой реки Сестра, которая теперь известна фешенебельным морским курортом по имени «Сестрорецк», примерно в 18-и или 20-и милях от Санкт-Петербурга.

Согласно арабским и персидским летописям, в период наших саксонских королей в Англии, персы и даже индусы получали товары с запада по этому торговому маршруту. Эти товары либо выгружались в устье Двины, либо привозили в Новгород водным путем, теперь под управлением Санкт-Петербурга, откуда они переправлялись по Волге на восточные рынки. Доказательства этого древнего движения между Востоком и Западом были выявлены в открытиях крупных скоплений саксонских и арабских монет, выкопанных в нескольких местах в устье Невы и на берегах Ладожского озера. Нестор, патриарх русской литературы (11-й век), писал, что «Нева служила средством общения между народами Запада и Новгорода через Волхов; по Неве они отправились в Варяжское море и по этому морю в Рим » (Варяжское море – это Балтийское море, а Римом, видимо, тогда называлась Европа  -прим. мое). Это было тогда, когда русские по-прежнему находились в хороших отношениях с варягами или скандинавами, чьих князей они когда-то пригласили прийти и властвовать над ними. Позже русские и шведы начали ссориться, из-за усилий обоих народов добиться зависимости финнов. Похоже, что новгородцы начали конфликт, сделав себя хозяевами части Южной Финляндии. И поэтому русские вступили в долгий ряд военных конфликтов с потомками своих бывших друзей и помощников, варягов, которые длились не менее шести веков.

Когда Ганзейская лига начала процветать, по каналам Невы и Волхова производилась существенная торговля с «Суверенным Великим Новгородом», как этот город был затем назван его независимыми гражданами. Этому способствовали ганзейские города, имеющие прямое водное сообщение с Новгородом через Финский залив, Неву и Ладожское озеро, в которые впадает Волхов. На стыке Волхова с озером, по-видимому, был город или поселок, с гостевыми домами и хранилищами, принадлежащими российским и немецким купцам.»

Определение Ганзейской лиги или Ганзейского союза:

«Ганзейская лига была коммерческой и оборонительной конфедерацией торговых гильдий и их рыночных городов. Выросшая из нескольких северо-германских городов в конце 1100-х годов, лига стала доминировать в Балтийской морской торговле на протяжении трех веков вдоль побережья Северной Европы.

«Ганза» было среднеевропейским словом для колонны (каравана), и это слово применялось к связкам купцов, путешествующих между ганзейскими городами, будь то по суше или по морю.» Источник

Военные баталии на месте будущего Санкт-Петербурга

Связь Европы с Россией с незапамятных времен осуществлялась через Новгород. А место, в котором  позже был построен Санкт-Петербург, было хоть и пустынным, но довольно бойким в смысле военных баталий. Хотя эти места были хорошо защищены от набегов с Востока (по словам автора), но совершенно не были защищены от набегов с Запада. И болотистые места совсем не мешали закованным в тяжелую броню рыцарям скакать по кочкам на таких же закованных в броню лошадях. Так в 1143 году шведы там напали на русских, но были отбиты. И  впоследствии битвы происходили периодически:

«В 1223 году папа Иннокентий III убедил короля Дании Вольдемара II провести свои войска через Эстонию и построить замок в Нарве, на реке Нарове. Затем пришли тевтонские рыцари и братья меча (или орден меченосцев,немецкий католический духовно-рыцарский орден –прим. мое) , которые также пытались завоевать регион Невы. Борьба с этими немецкими незваными гостями происходила в юго-западной части нынешней провинции Санкт-Петербурга и продолжалась около 400 лет. В конце концов, их владения в прибалтийских провинциях были разделены между шведами и поляками.

Явной целью этих немецких и ливонских рыцарей было распространение христианства с помощью меча среди «балтийских язычников и русских раскольников», и их пример сопровождался большим энтузиазмом со стороны шведов. В настоящее время странно думать, что Россия, которая была большим защитником христианства против диких язычников из Центральной Азии, сама была жертвой религиозной войны от рук западных христиан. Священный крестовый поход был фактически направлен против «языческих русских» по приказу Папы Римского, переданного в Буле  архиепископу Упсала в 1237 году. Папа Григорий IX обещал отпущение грехов и вечное блаженство всем, кто принимал участие в этой войне, и в течение двух лет готовились к нему. Во всех церквях проповедовались захватывающие проповеди, и священники указывали на комету, появившуюся в то время к востоку от Швеции, как знак Всемогущего, указывающий направление, которое должны принять крестоносцы. Большое количество добровольцев было завербовано со всех сторон, и искатели приключений всех видов были вынуждены вступить в ряды. Шведы взяли с собой также многих норвежцев и финнов, а также многих священников, в том числе нескольких епископов. Главой экспедиции был знаменитый Ярл Биргер, зять короля Швеции Эрика. Как будто они маршировали против неверных и «очень плохих» турок, шведские полки приступили к пению гимнов, в то время как их священники держали крест и наделили благословение Церкви. Шведские военные корабли отправились в Абу, затем в столицу Финляндии, а оттуда, в Финский залив, в Неву.»

Т.е. они собрались всей Европой и ринулись в безлюдное место воевать с православными христианами так, как будто они были неверными «турками» (тартарами?). И самая знаковая битва произошла как раз на месте будущего Санкт-Петербурга:

«Намерением Ярла Биргера было сначала атаковать Ладогу, а затем захватить Новгород и обратить русских к латинизму. Он высадил свои войска в устье Ижоры, притока Невы,где в древние времена был процветающий город или поселение в связи с ганзейской торговлей. Это место находится всего в 15-и милях от реки Невы над Санкт-Петербургом. Из этого прекрасного места Ярл Биргер отправил наглый вызов великому князю Александру Ярославовичу, который тогда был избранным новгородским князем. Князь Александр сразу отдал приказ собрать все имеющиеся войска и поспешил к старому собору Святой Софии, где он был окружен толпой тревожных и плачущих граждан. Он долго и горячо молился перед алтарем, прежде чем отправиться против врага. Религиозная основа этой кампании особенно повлияла на патриотические настроения и задор россиян.

Русские войска приближались к лагерю шведов в устье Ижоры, без всякого подозрения со стороны шведов в их приближении. Не было никакого представления о том, что русские так быстро двигались, и Ярл Биргер и его люди спокойно отдыхали после долгого плавания. Их уверенность была, по-видимому, настолько велика, что они не стали посылать разведчиков или проводить прощупывание местности. И внезапно оказались атакованными в самом центре своего лагеря утром 15 июля 1240 года. Так внезапно и так яростно было нападение русских, что многие из крестоносцев не успели оправиться и бежали за убежищем к своим лодкам. Сам великий князь пытался вступить  в бой с Биргером и нанес ему такой удар в лицо, что, согласно русской летописи, он «установил свою печать на физиономию шведского командира». Чудеса отваги записаны русскими об этом событии. История сохранила имена многих, кто использовал свое любимое оружие, топор, с ужасным эффектом для врага, и других, которые прыгнули в воду в погоне за отступающими шведами и убивали их в их лодках. Шведские и норвежские крестоносцы были полностью разгромлены. За этот подвиг великий князь был канонизирован под именем святого Александра Невского.

Одна из первых вещей, которые Петр I посчитал своим долгом сделать, когда он начал строить Петербург, состояла в том, чтобы назвать святого Александра Невского святым покровителем его новой столицы и построить великолепный монастырь, чтобы поместить туда останки святого. Это известная Александро-Невская лавра, находящаяся на одном конце Невского проспекта, недалеко от левого берега Невы, и всего в нескольких милях от места, где была достигнута знаменитая победа. Получив хорошие новости, новгородцы с радостью воскликнули, что «римляне были побеждены и опозорены». Этим, конечно же, они указывали на участие Римско-католической церкви в этом походе, и это ясно показывает важность религиозного элемента в этом событии. Теперь шведы и немцы взяли на себя обязательство обратить русских в римский католицизм силой оружия.

Однако эта великая победа только задержала шведов на какое-то время. Между тем русские были окружены другими врагами, тевтонскими рыцарями, захватившими Псков, «младшую сестру Новгорода» и другие места на территории России. Эти крестоносцы тоже скоро были бы на Неве, если бы новгородцы не пошли против них в 1284 году и не уничтожили их крепость в Корпоре.»

Очевидно, имеется в виду Копорская крепость, которую построили вроде как не шведы, а рыцари Ливонского ордена, но деревянную, а каменную крепость строили на этом месте уже русские в 13-м веке, отбив ее у немецких рыцарей. Правда, потом ее не раз захватывали шведы. Находится она на юго-западе Ленинградской области, на краю Ижорской возвышенности, в селе Копорье, в 12 км к югу от Финского залива.

«В 1300 году шведы, которые тогда были сильными в Финляндии, основали замок Выборг и снова появились на Неве. На этот раз они попытались создать укрепленную позицию, которую они назвали «Landskron» или «Короной Земли», на берегу реки, у выхода из речки Охты. Но строительство не продолжилось долго, так как в следующем году крепость была полностью разрушена князем Андреем, сыном Александра Невского. Это была первая попытка создать шведский город в пределах нынешней российской столицы."

Выборг – вроде такое русское название? Почему шведы его выбирают? Хотя, вполне вероятно, что раньше вся Европа говорила на одном языке. Или это лишь созвучие и  Выборг это  Wiburg – Ви-город. В плане его лежит крепость-звезда. Как у многих старинных городов, независимо от их месторасположения.

Русские не стали отставать от шведов, и построили свою крепость у истока Невы, назвав ее Орешек:

«Чтобы иметь возможность оказать большую поддержку этим постоянным посягательствам, русские в 1323 году построили крепость на Ладоге на небольшом острове в месте, где Нева вытекает из озера. Они назвали ее именем острова Орехов или Орешек, потому что остров был похож по форме на лесной орех. Это укрепление истока Невы несколько встревожило шведов, и королю Магнусу было предложено послать послов для заключения мира. Но в 1384 году тот же король не только возобновил войну, но и сам вошел в Неву во главе шведского флота и предложил жителям этого района выбрать между смертью и принятием римско-католической веры. Шведский король захватил Орешек, переименовав его в Noteburg. Но вскорости после того, как он вернулся в Швецию, крепость была возвращена новгородцами, а 800 воинов шведского гарнизона были убиты или ранены.»

«В 1411 году Орешек/ Noteburg, был захвачен шведами во второй раз и удерживался ими более ста лет. Еще раз он стал русским, а затем еще раз шведским. Наконец, в конце 16-го и в начале 17-го веков обстоятельства стали особенно благоприятными для шведов. Новгород потерял независимость от Москвы, и национальная власть России была сильно ослаблена мятежом и соперничеством за владение престолом. В этой ситуации король Швеции Карл IX. даже помог русским в их трудностях, отправив армию против ложного Димитрия и поляков, которые поддержали этого претендента. За эту услугу россияне обещали принять младшего сына Карла в качестве своего царя, но эта честь никогда не была дарована.»

По-моему, дело обстояло несколько иначе, чем это описывает Георг Добсон. Во-первых, Дмитрий мог быть не таким и лже, а являться на самом деле представителем рода Рюриковичей и иметь вполне законные права на русский престол, в отличие от весьма сомнительных прав Романовых. А во-вторых, не верится, что шведы сами не мечтали бы занять это место. Подробно происходящие тогда события описывает Алексей Смирнов  в своей книге «Несостоявшийся русский царь Карл Филипп, или Шведская интрига Смутного времени», ссылаясь на 85 отечественных и зарубежных источников.

«Во время этого так называемого Смутного Времени, или периода беспорядков, шведы воспользовались возможностью укрепиться на Неве и Ладоге. После того, как первый Романов был избран на престол, они были подтверждены во владении Столбовским мирным договором, заключенным 27 февраля 1617 г. в деревне Столбово, близ Ладоги. Была снова война с московитами, но, в конце концов, шведы остались хозяевами ситуации на Неве вплоть до появления Петра Великого.

После падения Новгорода как независимой единицы, московские цари приняли меры по колонизации подчиненных этому республиканскому городу районов. Шведы сделали то же самое, особенно после Столбовского договора, когда все земли бассейнов Невы и Ижоры были официально включены в шведскую провинцию Ингрия или Ингерманланд. По этому договору русским дворянам, монахам и другим субъектам царя на уступленных территориях разрешалось покинуть их в течение двух недель, если они того пожелают. Все русские, оставшиеся после этого короткого уведомления, попадали под шведскую корону. Тем не менее, многие из них продолжали переходить в Московию долгое время спустя, на что шведы жаловались. В октябре 1649 года царь Алексий Михайлович, отец Петра Великого, обязался заплатить Швеции за беглых русских и пообещал больше не принимать их. Совершенно очевидно, что религиозная неприязнь была причиной этого бегства, поскольку Швеция не прекращала обращать в свою веру, хотя она прекратила крестовые походы и стала приверженцем протестантизма.»

На том месте, где шведы в 1300 г. основали свой «Landskron» (Корону Земли), в начале 17-го века они опять построили крепость, названную Ниеншанц (мне явно слышится в этом названии «Новый шанс»):

«Самым важным предприятием шведов на Неве в это время было, несомненно, создание Ниеншанца, или Nyenskantz, теперь «Охта» в устье маленького притока Невы, несущего это имя. Это произошло по предложению известного шведского генерала Де ла Гарди, чьи потомки в конце концов поступили на российскую службу. Небольшая крепость была впервые построена на правом берегу Невы в 1632 году,и вскоре по соседству вырос небольшой, но процветающий город. На том же месте было русское коммерческое поселение до 1521 года, когда оно было разрушено морскими пиратами. В гораздо более раннее время Ландскрон, первая попытка шведского поселения здесь, также была расположена в этом месте. Сегодня тот же самый участок занимает многолюдный и важный пригород Санкт-Петербурга под названием Большая и Маленькая Охта. Напротив него, на левом берегу Невы, находится Смольный, со своим прекрасным собором графа Растрелли и Институтом для дочерей дворянства. Недалеко от Смольного института находится Таврический дворец, резиденция государственной Думы, первоначально особняк знаменитого любовника  и генерала Екатерины, князя Потемкина, завоевателя Крыма.»

Расположение этой крепости на месте будущего Санкт-Петербурга:

Смольный получил свое название от располагавшегося в этом месте русского поселения сборщиков смолы:

 «В 17-м веке Смольный был колонией русских перегонщиков смолы, от которых он получил свое название. Колония подчинялась Нюеншанцу.

Эта местность в допетровские времена была чем-то большим, чем пристанищем нескольких финских рыбаков. Прежние писатели, которые описывали его таковым, по-видимому, не были ознакомлены со всеми историческими данными по этому вопросу. Здесь не было недостатка в рыболовах, это очевидно, и невский лосось был знаменит; но было также процветающее коммерческое предприятие, которое вело значительную торговлю с Любеком и Амстердамом. Например, летом 1691 года более 100 иностранных судов выгрузили свои грузы на Неве, товары, вероятно, были отправлены по реке Волхов в Новгород. Есть также свидетельства того, что коммерческое сообщество Нюеншанца было богатым, если мы можем судить по тому факту, что один из его торговцев, по имени Фрелий, смог предоставить большую сумму денег Карлу XII для его войны против России.»

Непонятно, правда, как эти суда смогли войти в устье Невы? Ранее этот писатель писал о том, что океанические суда могли доходить только до Кронштадта. А далее необходимо было пересаживаться на местные речные суда, чтобы попасть в Санкт –Петербург. Хотя, с другой стороны, как-то же заходили они в Амстердам и выходили из него?

Отступление 2: Морской порт Амстердама

Дело в том, что до того как в 1824 был прорыт Северный морской канал, соединивший Амстердам напрямую с Северным морем, попасть в него можно было только через Ваддензей (Грязевое море). Получившее свое название из-за того, что оно приливное-отливное и два раза в стуки оно почти полностью уходит, обнажая дно и оставляя лишь небольшие ручейки -протоки, и два раза в сутки опять возвращается. Так это выглядит на спутниковом снимке во время отлива (синий цвет – это вода, голубой – песок):

Таковым был проход до самого Амстердама, пока в 1933 не построили Афсляютдайк (Закрывающую дамбу – на фото она видна в виде прямой линии), сделавший глубокий залив Ваддезея (Waddenzee) внутренним озером, и прекративший отливно-приливное движение воды в этом районе. Вот так это выглядит сейчас:

Коричневая линия, проведенная через море – это и есть Закрывающая дамба. Позже поострили еще одну дамбу, перегородив внутреннее море пополам (синяя линия на схеме).  А раньше дело обстояло примерно так в районе самого Амстердама (не все время, а лишь 2 раза в сутки):

Считалось, что именно поэтому Амстердам, как портовый город, стал процветать: он был хорошо защищен со стороны моря именно своей труднодоступностью. Ведь пройти по такому морю мог только очень опытный капитан, хорошо знающий эти места. Учитывая небольшую глубину (около 3-х метров  в мелких местах во время прилива) и сильное течение, причем меняющее свое направление два раза в сутки на прямо противоположное.

Решающая битва

«На шведских картах 1670 года около 45 деревень и ферм показано на территориях, занятых ныне Санкт-Петербургом. В окрестных лесах были хорошие пастбища, обилие водоплавающих птиц и множество крылатой и четвероногой дичи. Шведы охотились здесь тогда на лося, как это все еще делают русские, в непосредственной близости от Санкт-Петербурга. Один обширный заповедник, принадлежащий шведскому дворянину, обогнул ту часть реки, которая сейчас является Дворцовой набережной, а домик охотника был недалеко от особняка княжны Салтыковой, в настоящее время занятой британским посольством.»

И все-таки не сразу Петр 1 решил строить свою новую столицу именно в этом месте. Сначала он попробовал захватить Нарву. Но почему-то не получилось?

«Таково было положение вещей на Неве, когда Петр Великий начал обращать свое серьезное внимание в этом направлении. Великий реформатор вернулся из своих исторических визитов в Англию и Голландию, подавил мятеж в Москве и предпринял безуспешную попытку вырвать Нарву из рук шведов. Теперь он решил атаковать Нотебург (Орешек) и Нюеншанц и получить контроль над Невой.

Сразу после поражения в Нарве Петр приступил к подготовке к очередной кампании с необычайной энергией и изобретательностью. Просто удивительно, чего он сам достиг и чего он заставлял достигнуть других так быстро, учитывая состояние страны и людей в то время. Окрепли оставшиеся в живых после поражения в Нарве, собрались свежие рекруты со всех сторон, были построены корабли, сотни пушек отлиты из колоколов, взятых из церквей и монастырей, а религиозные службы, занимавшие раньше так много времени, были приостановлены, чтобы позволить священникам и монахов принять участие в одной поглощающей задаче часа.»

Затем Петр отправляется с пятью батальонами войск в Архангельск.

«По прибытии в Архангельск Петр стал свидетелем запуска двух небольших фрегатов, которые он назвал «Святой Дух» и «Курьер». Затем он их вытащил по суше из Онежского залива (Белого моря) в северный конец Онежского озера, где они были спущены на воду и отправлены по реке Свирь в Ладожское озеро. Для этой цели с огромными усилиями была проложена дорога, длиной в несколько миль (260км – прим. мое), через густые леса и болота; и задача по перемещению этих судов по настилу из круглых бревен и предотвращению стесывания днища была чрезвычайно сложной. Фактически, видя препятствия, представленные пнями срубленных деревьев, нелегко понять, как это было достигнуто. Петр участвовал в этом волоке как обычный солдат или рабочий, все время отправляя приказы в Москву и Новгород.»

Этот маршрут был назван «Осударевой дрогой»:

И это событие было отражено в живописи:

«До того, как Петр смог добраться до Ладоги, шведская эскадра на этом озере была разбита полковником Тиртовым с флотилией казачьих лодок. Шведский адмирал Нуммерс отступил в Выборг с потерей пяти кораблей и 300 человек, оставив воды Ладожского озера во владении россиян.

Петр добрался до Ладоги в конце сентября 1702 года и там встретил фельдмаршала Шереметьева с армией в 12 000 человек из Новгорода. Предыдущий план царя атаковать Нотеберг (Орешек) по льду прошлой зимой был отменен из-за очень необычной оттепели. Город Ладога сдался без какого-либо сопротивления, но осажденный гарнизон в Нотеберге хорошо сражался под командованием своего коменданта Шлиппенберга. Обстрел проводился яростно в течение одиннадцати дней. 11 октября, когда в крепости разразился большой пожар, а осажденные стены были опустошены осаждающими, шведы опустили свой флаг, а русские снова стали хозяевами их старой цитадели Орешек. Только 83 шведа остались без повреждений. Русские потеряли в этой осаде  564 офицеров и солдат, а 938 получили ранения. Расходуемые ими боеприпасы составляли 15 196 пушек, бомб и ручных гранат и 72 тонны пороха.»

Не знаю, много это или мало, но меня удивляет, почему такие же усилия не были применены к захвату Нарвы? Возможно, если бы во взятии Нарвы участвовало такое количество солдат, пушек и пороха, тогда и ее взять бы получилось?

«Ключ крепости, который был передан шведским комендантом, был пригвожден приказом Петра к вершине главного бастиона, а Орешек был переименован в Шлиссельбург, от немецкого слова «шлюссель» (ключ). Этим ключом Россия снова открыла для себя дверь в Прибалтику.

Петр вернулся с победой в  Москву для  зимовки и вернулся на Ладогу весной 1703 года, чтобы подготовиться к захвату Нюеншанца. В конце апреля войска Шереметьева были в состоянии приблизиться к крепости Ниеншанц посуху, под прикрытием леса. Сам царь прошел перед крепостью по реке, на 60-и лодках, заполненных солдатами, под тяжелым огнем с бастионов. Его целью было перехватить любую помощь шведам, которая, возможно, прибудет  в устье Невы из Выборга. Питер высадил эти войска на острове Вити-сарари, теперь Гутуевский, и сразу же вернулся в лагерь Шереметьева.

Покорить Ниеншанца было нетрудно. Гарнизон состоял только из 800 человек, и после однодневной бомбардировки шведский комендант Аполлоф согласился на переговоры. 1 мая ему и его людям было разрешено уйти в Выборг, и русские овладели тем, что оказалось ядром современного Санкт-Петербурга.

Одна из первых вещей, которые сделал Петр,  он переименовал это место в Шлотбург или Слотбург, хотя русские гораздо раньше дали ему имя Канц, из последней части слова Нюеншанц. У Петра была мания для дарования новых имен на немецком, а не на его родном языке. Судя по образцам его записей, использование его родного языка, как в отношении почерка, так и стиля, не было одним из его сильных сторон. Его автограф часто выглядит так, как будто он был создан под влиянием большого нервного возбуждения. По всей вероятности, постоянные судороги и подергивание его лица и конечностей, о которых рассказывали многие из его современников, имели какое-то отношение к уродливым каракулям, которые он оставил потомкам.»

 Может быть, он просто не умел писать по-русски? Или вообще не умел писать?

 «Капитуляция Нюеншанца только что была осуществлена, когда шведский адмирал Нуммерс появился в устье Невы с эскадрой помощи. Совершенно не подозревающий о сдаче крепости, он сигнализировал о своем прибытии, дважды стреляя, и Петр приказал ответить так же. Затем, ночью, Петр из-за острова Гутуевского с флотилией из 30 лодок, окружил и атаковал два шведских корабля, которые подошли ближе, чем остальные. После ожесточенной борьбы он захватил их, убив или ранив почти всех на борту. У русских было только маленькие ружья и ручные гранаты, и все же они победили, несмотря на град выстрелов, вылитого в них, причем не только с двух атакованных кораблей, но и с других, которые находились в отдалении из-за низкой воды. Странно, насколько беспомощны шведские военные корабли, похоже, против русских лодочных команд (морского десанта, по-современному – прим. мое). Говорят, что сам Петр был первым в рядах абордирующих один из кораблей с гранатой в руке.

Было еще несколько битв со шведами, и положение на Неве еще должно было стать абсолютно безопасным после последующего захвата Нарвы и поражения Карла XII в Полтаве, но для всех практических целей это было теперь полностью в возможностях Петра. Он мог продолжить реализацию своих заветных идей о создании европейского города и превращении России в военно-морскую державу.»

Окончание 1-й части. Продолжение следует.

В оформлении статьи была использована картина А.Е. Коцебу «Штурм крепости Нотебург 11 октября 1702 года» (1846)

При использовании материалов статьи активная ссылка на tart-aria.info с указанием автора i_mar_a обязательна.