Официальную предысторию похода Бухгольца придётся опустить: каким образом сибирскому губернатору князю Гагарину пришла в голову мысль довести до сведения Петра I о наличии золота в Яркети, причём в товарных количествах и во вполне доступном виде. И почему царь Пётр в это поверил, и, без всякой проверки, снарядил для промысла оного "песошного золота" две значительные экспедиции. Поиск предпосылок увлечёт очерк далеко в сторону, в историю исследования Центральной Азии.
Разъяснение неудачи в двух словах будет выглядеть так: все действующие лица имели самые превратные представления о регионе, о расстояниях, которые надлежало преодолеть, и о препятствиях всех видов, которые могли возникнуть.
Миллер спустя 40 лет имел немного более чёткое представление о географии тех стран. Ещё в 1723 году при дворе контайши пребывал российский посол «капитан от артиллерии» Иван Унковский, а с ним был командирован «геодезии ученик» Григорий Путилов, который и нанёс на съёмку местности (полноценной картой назвать это было трудно) город Яркенд - это и была та самая пресловутая Эркет из донесения Гагарина. Так что Миллер спустя десятилетия в "Известии…" сухо констатировал, что губернатор перепутал названия рек и местностей, отчего считал место перспективной добычи золота легко достижимым, а на самом деле гипотетическое и фактическое положения потенциального прииска разделяли тысячи вёрст. Впрочем, Центральная Азия перестала быть для европейской науки огромным белым пятном только спустя полтораста лет после описанных событий.
Итак, в 1713 году на торге в Тобольске была приобретена горсть золота неизвестного происхождения, которое губернатор Сибири князь Гагарин посчитал происходящим из города Эркет: так ему сказал некий эркетский изгнанник. Для проверки источника происхождения золота на разведку был послан дворянин Трушников, но окончания его вояжа отчего-то решили не дожидаться.
Губернатор Гагарин по служебным надобностям в 1714 году был в Санкт-Петербурге, встретился с Петром I, и между делом, сообщил ему о бесхозном золоте в досягаемости от русских владений в Сибири. Свою роль сыграло подтверждение бухарца Нефоса, то ли купца, то ли посла, о золотых месторождениях в "Бухарии" - в данном случaе подразумевается не Бухарское ханство, а область, называемая в географии Туркестаном. В 1719 году сыск майора Лихарева по расследованию деяний опального губернатора имел в инструкции особый пункт об обнаружении свидетелей покупки золота и осведомителей о положении источника золота, но таковых обнаружено не было…
Интерес Москвы к продвижению вверх по Иртышу с перспективой выхода в Китай или Индию, проявился даже раньше овладения Тюменью и Тобольском.
Европа с Русью имели общее представление о реках? реке? в Западной Сибири - "Оби", с которой первоначально смешивали воедино Иртыш и Обь, вытекавшей? протекавшей из огромного озера, а вокруг озера стояли богатые города и прочие чудеса, да и Китай был совсем рядом, за околицей. Как только Московия утвердилась на Иртыше, то начался интенсивный сбор информации о путях в Китай и Индию, а также того, что интересного можно было приискать по пути в оные. По Иртышу ходили караваны из Средней Азии и посольства в Китай, в орбиту русской администрации попадали кочевники из этих краёв, так что русские имели общее представление о прилегающих территориях. Посольства в Иран и Китай получали подробнейшие списки вопросов, на которые надлежало отыскать ответы; в свою очередь, иноземные посольства подвергались не менее обширным опросам. Ничейное богатейшее месторождение золота, даже слух о нём, обрывок легенды, не могли не привлечь внимания. И совершенно непонятно, почему за сто с лишком лет не всплыла легенда о "песошном золоте" Бухарии.
Прожект губернатора Гагарина на бумаге формально выглядел реально по логистике и затребованным ресурсам:
«Городок калмыцкой Эркет, под которым на реке Дарье промышляют песошное золото, в расстоянии от Тобольска, по сказке эркетских жителей, что доходят из Эркета до Тары, в полтретья месяца нескорою ездою, а от Тары до Тобольска в пять дней. И естьли соизволит Ваше Величество промысл чинить к тому месту из Тобольска, то кроме того не можно, что поселиться городами к тому месту: того ради, что от Ямышева озера и до Эркета кочуют калмыки и будут противиться, как им возможно, чтоб не допустить в тех местах строить городов, дабы онаго их промыслу не терять; а по ведомости в тех местах кочуют калмыки с контайшею тритцать тысяч человек. Путь к тому месту лежит от Тобольска до половины реки Иртыша, которая река под Тобольским, от того на калмыцкое кочевье, где ныне кочует контайша. И первой город надлежит делать на помянутой реке Иртыше, у Ямышева озера, и оттоле, усмотря, где надлежит, делать иные городы. На строение оных крепостей, також и на содержание их, кроме офицеров и инженера, управляться можно из Сибирской губернии. А для той калмыцкой противности надлежит быть регулярным или трем полкам, и те полки набрать в Сибири, а к тем полкам несколько офицеров, да к тому ж уфинские башкирцы потребны, для того что от Тобольска живут в близости и людство их немалое и люди конные. О промысле того места, о деле городу и о уфинских башкирцах что Ваше Величество повелит».
Так выглядела завязка проекта двух военных экспедиций в Среднюю Азию 1715-1717 годов, которые двигались с запада и с востока по направлению к мифическому Эльдорадо на Аму-Дарье. Поход Бухгольца 1715-1716 годов вверх по Иртышу будет подробно рассматривать ниже, но о его планировании нельзя говорить, не упоминая подготовку серии походов князя Бековича-Черкасского 1715-1717 годов, поскольку они имели одну цели и были сходны по организации - и вот тут всплывают некие вопросы.
Рассмотрим царскую инструкцию экспедиции на Иртыш:
"Указ подполковнику господину Бухольцу.
Понеже доносил нам сибирской губернатор господин князь Гагарин, что в Сибири близ калмыцкого городка Эркета на реке Дарье промышляют песошное золото:
Притом определил Его Величество начальником к сей экспедиции подполковника Ивана Дмитриева сына Бухольца, которой в гвардии служил капитаном. Он дал ему инструкцию, подписанную в тот же день на галере «Святыя Наталии», в нижеследующих пунктах:
1. Для того ехать тебе в Тобольск и взять там у помянутого господина губернатора 1500 человек воинских людей, и с ними итти на Ямыш-озеро, где велено делать город; и пришед к тому месту, помянутых людей в той новопостроенной крепости и около ее, где возможно, расставить на зимовье для того, чтоб на будущую весну паки возможно было, скорее с теми людьми собравшись, итти далее к помянутому городку Эркету.
2. И как на будущую весну, собравшись с теми людьми, пойдете от Ямыша к Эркету, то накрепко смотреть того, чтоб дорогою итти такою, где б была для людей выгода. Также в некоторых удобных местах, а именно при реках и при лесах, делать редуты для склади провианту и для коммуникации, и чтоб редут от редута расстоянием больше не был, как дней по шести, или по неделе времени от одного к другому было на проход, и в тех редутах оставлять по нескольку человек людей по своему рассмотрению.
3. А когда Бог поможет до Эркета дойти, тогда трудиться тот городок достать. И как оным с помощию Божиею овладеете, то оной укрепить и проведать подлинно, каким образом и в которых местах по Дарье реке тамошние жители золото промышляли.
4. Потом також стараться проведать о устье помянутой Дарьи реки, куда она устьем своим вышла.
5. Сыскать несколько человек из шведов, которые искусны инженерству и артиллерии и которые в минералах разумеют, которых с воли губернаторской взять; также впрочем и во всем делать с воли и совету губернаторского.
6. Впрочем поступать, как доброму и честному человеку надлежит во исполнении сего интересу по месту и конъюнктурам.
На галере святыя Наталии в 22 день майя, 1714"
Для сравнения - пункты инструкции Бековичу, собственноручно написанные царём 14 февраля 1716 года (для понимания синхронности событий - в это время Бухгольц уже сидел в осаде в Ямышево, о чём знали Тобольск и Петербург, то есть результат подобной политики был налицо):
"1. Исследовать прежнее течение Амударьи и, если возможно, опять обратить её в старое руслоСклонить хивинского хана в подданство;2. На пути к Хиве и особенно при устье Амударьи устроить, где нужно, крепости;
3. Утвердившись там, вступить в сношения с бухарским ханом, склоняя и его к подданству;
4. Отправить из Хивы, под видом купца, поручика Кожина в Индостан для проложения торгового пути, а другого искусного офицера в Эркет для разыскания золотых руд".
В инструкции Бухгольцу не упоминается важное обстоятельство - что делать с джунгарами которые считают эту территорию своей, и как в этих обстоятельствах ставить крепости и охранять коммуникации? Подполковнику словно предстояло действовать не против достаточно сильной кочевой империи, которая имела в зоне предполагаемых русских интересов 30 тысяч сабель, а против разрозненных киргизских родов.
Те же самые проблемы неизбежно объявлялись при продвижении Бековича - там ему противостояли хивинцы и бухарцы.
Дипломатическое обоснование экспедиции не предполагалось и, по ходу дальнейших событий, было выполнено на местном уровне и без особой настойчивости.
Я не буду вдаваться в тонкости различения многочисленных племён, родов, политических партий и отдельных лидеров, которые выступали в документах того времени как "джунгары", "киргиз-кайсаки", потому что имею имею об этом весьма смутное представление, и даже поверхностный экскурс в этом направлении расширит очерк до невероятных размеров. Там где это важно, я буду выделять отдельные силы или персонажи, но для упрощения пусть будут джунгары. Это враждебная сила, которая воспрепятствовала Бухгольцу. Разумеется, действуя из своих соображений.
Джунгары вышли к границе Тобольского воеводства в 1604 году, сперва просились в русское подданство, потом, постоянно получая подкрепление с юга, начали проявлять себя как самостоятельный и весьма агрессивный противник. Они чувствовали себя в Сибири на равных с Московским царством, что соответствовало действительности, оспаривали обложение ясаком на пограничных территориях, совершали набеги на русские остроги. Джунгарская угроза заблокировала продвижение русских на юг Сибири, поэтому в семнадцатом веке экспансия России шла в широтном направлении, не выходя из зоны тайги.
Непосредственно к экспедиции Бухгольца имел отношение старый и неразрешённый спор о границах с джунгарами в Прииртышье.
Тобольск считал себя преемником Сибирского ханства и претендовал на его лесостепные и степные территории, которые заканчивались на границах нынешней Омской области и Казахстана - дальше сибирские ханы не заходили, да и по реке Оми их власть была достаточно условной. Это не мешало Тобольску объявлять крайней точкой русской Сибири Ямышево озеро, на (округлённо) 400 километров южнее Оми - якобы по этой широте проходила граница. Ссылка на наследие сибирских ханов в данном случае была притянута за уши, они никогда так далеко на юг не заходили, а единственное время, когда эта часть Казахстана и Сибирь были под одним управлением, относилось к Синей /Небесной Орде (Кок Орде), левому крылу Золотой Орды, иначе - улуча Джучи. Но это были баснословные времена, о которых в восемнадцатом веке уже ничего не могли толком сказать.
Джунгары в данном вопросе придерживались более прагматичной позиции, они исходили из того, что реально русские кое-как могли бы удержать за собой Омь - и по ней проводили границу между обеими державами.
На момент экспедиции Бухгольца в Прииртышье оплотом русских была Тара, на (округлённо) 250 километров севернее Оми, шло осторожное продвижение на юг, появились Большереченский и Чернолуцкий форпосты - возможно, какой-то дозор периодически появлялся в устье Оми, там где позднее будет основан Омск.
Таким образом, даже если вставать на точку зрения русских и считать Ямышево под властью Тобольска, то дальнейший путь экспедиции Бухгольца всё рано пролегал бы по территории джунгар, а потом выводил бы в зону влияния Бухары или Хивы. Как видно из инструкции, Бухгольц не получил разъяснений, что ему делать с организованным противодействием государств - если не считать туманных указаний поступать по обстоятельствам. Возможно, он считал что это вне его компетенции, и целиком полагался на дипломатические службы губернатора Гагарина: Тобольск имел очень широкие полномочия в сношениях с окрестными народами, многие вопросы решались на месте.
По Миллеру дело обстояло следующим образом:
"В то время были в Тобольске от контайши два посланца, Сайзан-Ерке-Тарзахой и Гендул Дундуков. Губернатор оным объявил, что подполковник Бухгольц с некоторым числом войска не для войны, но только для смотрения некоторых крепостей по Иртыше пойдет. На что они ответствовали: «Ежели с Российской стороны никаких неприятельских намерений не имеется, то контайша оное допустить может".
Как представляется, " два посланца" вряд ли могли решать такой вопрос, но, предположим, сибирский губернатор точно уловил текущий момент - контайша Эрдэни-Шурукту-контайша, или Эрдэни-Шурукту-хунтайджи, а более известеный как Цэван-Рабдан, верховный правитель Джунгарского ханства в 1697-1727 годах - наглухо завяз в войне с Китаем. Существовала немала вероятность, что он не обратит внимание на возню на спорных территориях.
Словцов на это в "Истории Сибири" выразил крайнее недоумение:
"Ибо с чего взял губернатор, что контайша духа воинственного будет смотреть равнодушно на крепости, владение его разрезывающие?"
С точки зрения нашего времени создаётся впечатление, что предприятие Бухгольца выходило за пределы полномочий Тобольска, и вопрос прохода вооружённого отряда по землям джунгар (в обстановке неразберихи с границами), строительства крепостей и перемещения конвоев с золотом - должен был решаться особым посольством из столицы России.
Итак, диспозиции двух походов в "Бухару" за "песошным золотом" имеют одну особенность: они не предполагали взаимодействия между формально равноправными государствами, каковые на тот момент представляли из себя Российское царство, Хивинское и Бухарское ханства, и Джунгария.
С точки зрения русских, вышеперечисленные страны, конечно, не дотягивали до уровня субъектности европейских "политических", то есть "настоящих" государств, но и с ними Россия находилась в дипломатических отношениях, регулярно отправлялись и принимались посольства, существовали торговые договора о перемещении товаров, капиталов и частных лиц. Чтобы так демонстративно манкировать политесом, строя крепости на чужой территории и перемещая полки по чужим землям, нужны были особые основания. Ещё можно было понять миссии такого рода на землях киргиз-кайсаков или туркмен, у которых не было чёткой государственности, и договариваться, действительно, приходилось на месте с местными вождями - повторюсь, поле деятельности Бухгольца и Бековича бОльшей частью к ним не относилось.
В царствование Петра I таких примеров больше не было.
Не лишне упомянуть ещё одно обстоятельство: экспедиции Бухгольца и Бековича затрагивали сферу влияния двух соседних супердержав в зените своего могущества, имевших сложные и напряжённые отношения с Российским царством.
Хива входила в орбиту Ирана, Джунгария - цинского Китая. По тем временам обе державы в экономическом, промышленном и военном отношении превосходили не то что Россию, но и всю Европу вместе взятую.
Правивший в Китае император-долгожитель Канси в начале царствования изгонял казаков с Амура и из Албазина, имел опыт многих десятилетий общения с неуступчивыми северными демонами - "лоча", так что проникновение русского отряда в верховья Иртыша и гипотетический союз с враждебными кочевниками мог вызвать неудовольство Пекина - а вкупе с прочими вызовами джунгар могло привести к карательному походу. Контайша не мог не учитывать этого обстоятельства, даже если бы сам не возражал против изысканий пресловутого "песошного золота".
Лобовое столкновение Ирана и России было ещё впереди, в ходе Персидского похода 1722-1723 годов, зато персы отлично помнили как за полвека до этого выдавливали русских с Северного Кавказа, брали Сунженский острог на Тереке. Из Тегерана продвижение Бековича к востоку от Каспия могло выглядеть как открытие ещё одного фронта, в новом месте - и Хива, как соучастник, обязательно попададала под грозный ответ шахиншаха.
Если бы Петр I всерьёз занимался бы обеспечением дипломатического прикрытия экспедиций Бухгольца и Бековича, то в первую очередь ему бы пришлось уверять в миролюбии Тегеран и Пекин.
О масштабной войне с джунгарами, с целью очистить от них путь, в планах экспедиции ничего не говорилось, потому что противопоставить 30 тысячам прекрасных всадников было нечего. У Бухгольца (округлённо) было 3 тысячи пехоты и драгун, достаточно, чтобы отбиться в каре или крепости от части этой массы конников (точнее - той части, что удасться собрать в данное время в данном месте) , но совершенно недостаточно, чтобы оперировать в открытой степи. Башкир он так и не получил, да и сама идея привлечь их была так себе - назвать тогдашних башкир лояльными России можно было назвать с большой натяжкой.
Тот же Словцов в той же "Истории Сибири" продолжал недоумевать:
"Откуда доставать продовольствие отряду, в степь углубляющемуся? Где взять столько людей, чтобы на маршах, продолжающихся 2'/2 месяца, наполнять ими редуты и идти вперед? Что за надежда на башкир? Думал ли губернатор о переходе через горы и Мустаг? Как ручаться при сибирском малолюдстве за силы страны, когда для особой посылки на озеро Зайсан вскоре принужден был губернатор взять из тюрьмы преступников?".
Для оценки масштаба войсковой операции по овладению Хивинским ханством можно привести для примера поход Перовского в Хиву 1839-1840 годов. В Оренбурге был собран отряд в шесть с половиной тысяч казаков и солдат. Поход окончился неудачей, в первую очередь из-за неверно выбранного времени - зимнего, но показал, что даже при превосходстве в выучке и вооружении европейская армия девятнадцатого века не в состоянии преодолеть природные преграды и захватить среднеазиатские владения. Успех более поздней компании по присоединению Туркестана основывался на планомерности и поэтапности овладения опорными пунктами противника, в сочетании с последующими молниеносными ударами мобильных прекрасных вооружённых отрядов. Стратегия Бухгольца и Бековича в начале восемнадцатого века, как видно, была совершенно другой. И явно утопичной даже для своего времени.
Так что же это было за мероприятие, причём повторённое дважды, когда значительные воинские контингенты отправлялись в неизвестность, против враждебных государств, против превосходящего противника, с весьма неясными целями?
Петра I можно обвинить в безжалостности, но не в отсутствии прагматизма. С его точки зрения посылка на убой ценных человеческих и материальных ресурсов была недопустима - и всё же это произошло.
Бухгольц и Бекович, даже будучи военными и дипломатическими гениями, не смогли бы выполнить поставленные перед ними задачи, самодержец не мог не знать этого. Хладнокровное истребление нескольких тысяч подданных и ухудшение внешнеполитической обстановки явно не входило в его планы.
Остаётся предположить, что сам царь (и исполнители его воли) имели на руках такие козыри, которые, будучи выложены на карточный стол, позволили бы ему завершить партию победой. Из предполагаемого хода событий видно, что русские должны были иметь нечто, что признавалось не только в Средней и Центральной Азии, но и Китаем с Ираном.
Предположим - Русское царство выступало наследником некой силы или державы, чьё влияние было достаточным, чтобы обеспечить беспрепятственный проход воинских отрядов, предлагать вассалитет независимым владениям, оккупировать золотоносные месторождения. Если об этом знали посвящённые - русский царь обязан был ведать об этом и использовать в своих планах, которые для непосвящённых выглядели бы немного странно. Такие притязания распространялись на обширные территории - от Каспия до Алтая, и дезавуировали влияние окрестных гегемонов на предполагаемый театр военно-исследовательских действий.
"Песошное золото", слух о котором весьма кстати прошёл по Средней Азии и Сибири, в при таком раскладе могло быть только предлогом для восстановления прежних притязаний.
Тогда самоубийственные предприятия Бухгольца и Бековича приобретали смысл хотя бы на этапе планирования - а уж их реализация столкнулась с препятствиями непреодолимой силы. В этом нет их руководителей и рядовых участников.
Россия же в реальности приобрела влияние, соответствующее поставленным задачам, только во второй половине девятнадцатого века, спустя полтора столетия после описываемых событий; империя использовала своё превосходство крайне аккуратно, хотя бы в Центральной Азии, где не посягала на суверенитет буферного Афганистана и вернула Кульджу Китаю.
>>> ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, в которой повествуется о замыслах походов Бухгольца и Бековича за "песошным золотом", а также о связанных с ними недоумениях.
| Статья серии Криптотартарийская история Омска | <<< | >>> |
|
При использовании материалов статьи активная ссылка на tart-aria.info с указанием автора Константин Ткаченко обязательна.
|
 |
