Криптотартарийская история Омска. 3.

Для начала: почему опорным пунктом продвижения Бухгольца был выбран район Ямышева озеро? И почему этот выбор косвенным образом опровергает версию поисков "песошного золота".

Солёное Ямышево озеро находится в окрестностях современного Павлодара. Оно отстоит от берега Иртыша на несколько километров; кстати, ни лагерь Бухгольца, ни последующие укрепления и казачьи станица на берегах Ямышева никогда не располагались - это было слишком далеко от спасительного берега Иртыша, вдобавок, без источника пресной воды.
Казахские историки отмечают, что озеро было издавна облюбовано местными племенами, на его берегах есть следы поселений, а в средние века там обитали местные шаманы-целители.

Для русской Сибири проблема снабжения солью стояла не менее остро, чем хлебом, поэтому поиск природных источников соли считался приоритетным. Слухи о целом озере высококачественной соли, даже пахнущей фиалками, быстро достигли русской Сибири. В 1608 году из Тары по Иртышу туда сплавилась первая экспедиция. С тех пор тарские воеводы в перечне функциональных обязанностей имели пункт об ежегодной отправке соледобывающих караванов на юг, и переправке добычи на тобольские склады.
Джунгары и киргизы обычно беспрепятственно пропускали русских по реке и позволяли становиться лагерем, тем более, что несколько десятков рабочих находились под защитой доброй сотни казаков. Состав каравана увеличивался за счёт купцов с Урала и Западной Сибири, со своими приказчиками и работными людьми.

На берегах озера попутно с добычей разворачивался бойкий торг, который привлекал местных кочевников и даже бухарцев. По сути, ямышевские ярмарки функционировали в масштабе всего нынешнего Восточного Казахстана, привлекали туркестанских и бухарских купцов, для которых переходы до Тары или Тобольска имели бы слишком длинное плечо.
Сбор каравана на Ямышево происходил в мае в Таре, после окончания ледохода суда двигались вверх по Иртышу, сама ярмарка начинала торг с 15 августа и длилась две-три недели. До осеннего ледостава суда, гружённые солью и товарами, возвращались вниз по течению в Тару, а далее грузы развозились санями по первому снегу.

"История Сибири" Миллера сохранила краткие отчёты о таких экспедициях, но в них не отражены вопросы взаимоотношения с джунгарами в ходе соледобычи и торгов - кроме тех случаев, когда джунгары препятствовали походам, и приходилось принимать ответные меры. Зарвавшихся товарищей подвергали конструктивной доброжелательной критике с помощью залпов окопавшихся казаков или торговых обструкций бухарцев; и то, и другое было весьма чувствительно, так что восстанавливало статус-кво. Представляется, что власти Тобольска достигали принципиального согласия контайши на Ямышевский торг в ходе регулярных переговоров и посольских подарков, а на месте все вопросы решались по "понятиям" 1990-х в РФ: какой "крыше", в каком объеме и за что именно "отстёгивать" от оборота. Такой порядок подразумевал прекрасное знание местного населения и местных ресурсов.

Личный состав экспедиции Бухгольца предусматривал ограниченный радиус действия - несколько сотен километров максимум. Примерно на это расстояние рассчитана численность личного состава с учётом устройства опорной базы у Ямышева, организация горных работ на месторождении, устройства промежуточных пунктов на коммуникации, cопровождение конвоев.
Сибиряки, регулярно посещавшие Ямышевский торг, имели достаточно верное представление о местности на указанное расстояние: его проходили бухарские караваны, многократно пересекали перекочёвками джунгары и киргизы, приносили сведения перебежчики, послы и русские разведчики.
Вряд ли широкая публика была посвящена в детали инструкций Бухгольца, но те немногие сибиряки, которых удосужились ознакомить со столичными планами, были бы немало удивлены, что где-то поблизости от них находится бесхозное золотое месторождение. И, ещё в большей степени - что первым о нём разузнали в столицах. Тихий саботаж , который окружал Бухгольца в Тобольске, явно был связан с нежеланием участвовать в заведомой авантюре.
Или же сибиряки верно сметили, что загребущие руки князя Гагарина потянулись к крышеванию доходнейшего промысла - при том, что расхлёбывать последствия более чем вероятных разборок с джунгарами предстояло местному населению.

Бухгольц прибыл в Тобольск 31 ноября (ст.стиля) 1714 года в сопровождении 7 офицеров, одного сержанта и 7 рядовых Преображенского полка.
В Тобольске был подготовлен отряд в полторы тысячи человек, но у Бухгольца были претензии к количеству и качеству личного состава. После жалоб в Санкт-Петербург, экспедиция достигла требуемой кондиции: два полка пехоты, семьсот драгун, артбатарея, семьдесят мастеровых, в итоге 2902 человека. Приведение рекрутов в надлежащий вид и сбор всего необходимого потребовали много времени, так что Бухгольц выступил позднее, чем предполагалось: в июле 1715 года.

Передвижение вверх по Иртышу таким отрядом на 59 судах (лошадей гнали берегом) было медленным, высадка у речки/ручья Преснухи на берегу Иртыша напротив Ямышева озера произошла 1 октября (ст. стиля).

Согласно Миллеру, на берегу Иртыша было возведено полу-шестиугольное земляное укрепление, а подле него отдельный артиллерийский острог, также отдельные амбары с припасами и лагерь из землянок. Руководил строительством пленный швед Каландер, которого все считали изрядным фортификатором, но, честно говоря, лично мне расположение объектов обороны по отдельности кажется как минимум спорным. По крайней мере, противника такое ноу-хау не остановило.

Местные джунгары немало подивились неурочному и многолюдному появлению русских, но поначалу вели себя корректно, предложив начальнику экспедиции договориться о легитимности своего пребывания с вышестоящими инстанциями.
В это время вдоль Иртыша из Тобольска возращалась очередная дипломатическая миссия джунгар - скорее всего, те самые, что в Тобольске подтвердили отсутствие препятствий. По пути в разборках с киргизами они лишились лошадей, временно укрылись в новом Ямышевском остроге, после чего продолжили путь на одолженных лошадях. Вслед за ними с разъяснениями к контайше отправился поручик Трубников с конвоем драгун, но киргизы и тут перехватили посольство. Видимо, они тоже немало были заинтригованы манёврами русских так далеко от Тобольска и Тары.

26 декабря (ст.стиля) 1715 года Бухгольц отчитался Петру Первому о проделанной работе, а также сообщил, что для продолжения экспедиции весной потребуются еще люди, т.к. часть людей он должен оставить в Ямышевской крепости.
В ночь на 16/17 февраля (ст.стиля) 1716 года ямышевские укрепления подверглись неожиданной атаке джунгар. Её возглавлял местный вождь Черчен-Дондук, двоюродный брат контайши. По сведению Миллера, он вёл десять тысяч воинов. Сразу оговорюсь, что нет никаких пояснений, действовал ли он самостоятельно, выбивая захватчиков со своих владений, или имел приказ контайши; равно как и то, сколько людей на самом деле было у него.
На первом этапе пятидневного боя джунгарам удалось отбить экспедиционных лошадей, что уже само по себе поставило крест на экспедиции - идти куда-то из Ямышево было не на чем. В ту же ночь они захватили отдельно стоящие амбары, попытались развить успех, но были выбиты штыковой атакой. Следующие попытки штурма отражались артиллерийским огнём, так что бой стих, а обе стороны стали осознавать масштаб потерь.
Партия перешла в пат: степняки ожидаемо не могли взять штурмом укрепления, раз им не удалось реализовать фактор внезапности, а регулярная пехота со спешенными драгунами так же ожидаемо не могла высунуться за укрепления в чистое поле, где бы их рассеяла великолепная конница.

Начался этап переговоров.
Черен-Дондук резонно указывал, что он

"…зиму зимовать и лето с весны и до осени со всем житьем буду жить здесь и воеваться, и запасы твои все издержатся, и будете голодны, и город де возьму. И буде де ты не будешь с войною, и ты де съезжай с места, и как прежь сего жили, так будем и ныне жить и торговаться, и станем жить в совете и в любви, ежели с места съедешь".

Согласно Миллеру

"…Подполковник ответствовал на то, что он всеконечно по указу Его Императорского Величества прислан, дабы не только сию, но еще другие построить крепости по реке Иртышу, яко в такой стране, которая всегда Российскому государству была подвластна. А чрез то он не намерен нарушить мир с контайшею, но только искать рудокопных мест; наипаче может от того соседственное с контайшею дружество и купечество между подданными обеих сторон больше укрепиться и распространиться" .

И что он собирается держаться в осаде до победного конца.

С этого обмена любезностями начинается необъяснимый традициями и обстоятельствами высокомерный стиль общения российских командиров эпопеи иртышских крепостей с джунгарами: они принципиально отказывали степнякам на право владения захваченными землями - а киргизов они вообще не брали во внимание. Иван Дмитриевич был первым из череды офицеров, которые рассматривали захват плацдармов на чужой территории как маневры на собственной территории. Слабому утешению джунгар могло послужить только то, что такое дипломатическое хамство русские потом перенесли на китайцев, и не стеснялись заявлять им свои притязания на Иртыш в стиле "а вас тут не стояло".
Все российские организаторы и исполнители эпопеи Иртышских крепостей свято верили в своё право на весь Иртыш, несмотря на то, что его срединное течение было под джунгарами, а верховья - у китайцев. Случай уникальный, и единственное его объяснение - Тобольск и Петербург действовали в своей политической парадигме: Россия является наследником более обширного и могущественного государства, в котором весь Иртыш был внутренней рекой.

по реке Иртышу, яко в такой стране, которая всегда Российскому государству была подвластна

Правда, зимой 1716 года упражнения в риторике не могли спасти скученный и мёрзнущий гарнизон от эпидемии.
К тому же джунгары перехватили и разбили на Коряковом яру (на месте нынешнего Павлодара), в дневном переходе от Ямышево, конвой из Тобольска с подкреплением из 700 человек и припасами - те самые, что требовались Бухгольцу для выдвижения в сторону мифической Эркети.
Иван Дмитриевич имел представление о состоянии армейских подразделений в Тобольске и в Таре, и отчётливо осознавал, что помощи ему ждать неоткуда. А продолжение обороны в условиях голода и эпидемии, тем более без лошадей, то есть без надежды произведения георазведки в степи, было самоубийственным.

По приказу Гагарина в феврале (ст.стиля) 1716 года ко двору контайши отправилось запоздалое посольство с пояснениями по поводу поисков "песошного золота". Тарский казацкий сотник Василей Чередов и тобольский сын боярский Тимофей Етигор, если и имели что сказать, то ничего уже поправить не смогли. Джунгары задержали посольство на пять лет, что показывает их отношение к русскому вторжению.

Также ничего не смогло исправить возращение в Тобольск в начале 1716 года разведчика дворянина Фёдора Трушникова, который послан в далёком уже 1715 году на поиски пресловутого "песошного золота". Он привёз с собой почти полпуда китайского золота, которое было переслано в столицу; разумеется, оно не прояснило ситуацию и никак не могло помочь блокированному Бухгольцу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ,
в коей подполковник Бухгольц со-товарищи отправляется в поход и садится в осаду от джунгар, немало не сомневаясь в своём праве располагаться на чужой земле

При использовании материалов статьи активная ссылка на tart-aria.info с указанием автора Константин Ткаченко обязательна.