Криптотартарийская история Омска. 4.

Нижеследующая часть своего повествования будет посвящена событиям в устье Оми в 1716-1717 годах, которые привели к появлению имперского Омска. История современного мегаполиса достаточна известна и не вызывает вопросов... до тех пор пока не начинается исследование предыстории.

Как ни странно в свете последующих событий, первая идея устроить русское укрепление в устье Оми исходила от калмыков, родичей и предшественников джунгар в Сибири.
В феврале 1608 года первые прикочевавшие рода калмыков просили Белого Царя:

"оберегать их…и город бы велети ставить на Оми, чтобы им тут кочевати было бесстрашно"

В степи тогда действительно было неспокойно для слабых. Русские власти пошли на встречу потенциальным подданным, в том же году должностные лица из Тары Богдан Байкач и Алексей Поленов были посланы "городового места досмотрети". Вышеупомянутые товарищи признали место подходящим, дополнительно отметив немаловажное обстоятельство - плодородие почвы: "черноты в колено, а то и по пояс чаятельно хлебородные". Для "бесхлебного города" Тары и "малопашенного уезда" Тарского, ввиду местного сурового климата, это обстоятельство было крайне притягательно.

Но взаимоотношения с кочевыми соседями пошли по другому сценарию: появились джунгары, они усилились, начали собирать ясак с татар на Оми, а потом прямо перешли к нападения на Тарский уезд.
Повторно крепость на Оми возникла в планах как укрепление уже против джунгар. Назар Жадобский возглавлял одну из самых крупных экспедиций за солью на Ямышево озеро, провёл её в виду постоянной угрозы от джунгар, а в отчёте отметил целесообразность устройства промежуточного опорного пункта на полпути между Тарой и Ямышево. В 1628 году тарский сотник Гроза Иванов провёл рекогносцировку берегов Иртыша от Оми до Ямышева и подвердил правильность выбора места. Когда обстановка припекала, то сибирская бюрократия действовала мгновенно, и тарские воеводы князь Юрий Шаховской и Михаил Кайсаров тотчас отписали в Сибирский приказ челобитную, о том, что "место пригоже и леса близко много". На что Москва 31 августа сего года (ст. стиля) без волокиты отреагировала указом о возведении острога.
Увы, запоздало, надо было не выдвигать фронтир на юг, а защищать уже существующие рубежи. Упомянутый в описании ранней разведки Богдан Байкач в 1628 году насмерть рубился с джунгарами на Оми, в том же году пали первые русские острожки на Оми - Убинский и Барабинский, а на следующее лето приключилась первая осада Тары. Все усилия тобольских воевод были брошены на сохранение коммуникаций между Тарой и Тобольском, на удержание Тары. Вторжения джунгар реально угрожали сердцу русской Сибири, и, если бы не поражение степняков в двух эпичных битвах под Тарой в 1634 году, то речь могла идти об отвоёвывании Сибири.

Потом джунгары смирились с невозможностью выбить русских из таёжных районов, и согласились на сохранение статус-кво, признав Омь буферной зоной.

К этому времени относится заметка в описании посольства в Китай сына боярского Байкова в 1654 году, о том, что "на устье Оми летуют русские люди" , то есть тарчане ловят рыбу, и что на Иртыше стоит Усть-Омский острог (Словцов в "Истории Сибири" назвал его ведетом, то есть конным постом). Заметка Байкова другими источниками не подтверждается, но в этом нет ничего невероятного - обстановка требовала выдвижение хотя бы дозоров как можно дальше в степь, или, возможно, в этот год состоялся поход на юг, о котором не сохранилось известий.

А теперь продолжим повествование, доведённое в предшествующих частях до осады джунгарами Ямышевского укрепления зимой 1716 года.

В апреле 1716 года офицерский совет в осаждённом Ямышево подтвердил мнение своего командира о невозможности выполнения приказа в сложившихся условиях, и, паче того, о необходимости отхода в русскую Сибирь. Сие было исполнено 28 апреля (ст.стиля), после прохождения ледохода вниз по Иртышу. Чуть раньше, в разгар ледохода, удалось послать гонцов в Тобольск: их посадили в лодку на льдину, замаскировали снегом - и так они вышли из кольца неприятелей.
Гонцы должны были достигнуть первых русских дозоров в мае(ст. стиля), в конце мая-начале июня (ст. стиля) Тобольск уже имел чёткое представление о происходящем с злосчастной экспедицией.
Далее для изложения хода событий необходимо отойти от миллеровых "Известий…" и перейти к архивной переписке сибирского губернатора Гагарина с кабинет-секретарем Макаровым. Зимой 1716 года Гагарин находился в Санкт-Петербурге, а весной выехал в Тобольск. 2 мая (ст. стиля) он писал Макарову :

«о том опасения бы иметь не для чего: калмыки николи крепостей у нас и малых не берут ни при малых людех…
Пишет (Бухгольц - прим.моё) в том письме, что первое число сего маия хочет разорить крепость Ямышевскую и плыть с войском назад в Тарской уезд к реке Оми или в Тагмыцкую слободу, которая от Тары в двух днях… Ныне же в скорости посылаю в прибавку к нему людей тысячю человек и велю делать ему против [согласно] государева указу город на Зайсане озере. Також надобно, мой государь, и на Оми реке зделать крепость для положения правианту и всяких припасов».

Дата письма вызывает сомнение, так как гонцы в миллеровой версии не могли так быстро донести решение Бухгольца до Тобольска. А из письма ясно, что губернатор был против отхода из Ямышева, собирался высылать подкрепление для продвижения дальше на юг, и рассматривал вопрос об устройстве промежуточной базы в устье Оми.
К этому обстоятельству мы вернёмся позднее, так как оно может косвенно свидетельствовать о каких-то российских действиях в устье Оми загодя, еще до эвакуации Бухгольца.

Точная дата высадки Бухгольца в устье Оми неизвестна. В краеведческих источниках встречаются даты 22 мая (ст.стиля) или серединя июня (ст.стиля). Первая выглядит более достоверной, если брать за отплытие 28 апреля (ст. стиля), месяца вполне достаточно, чтобы преодолеть 400 км (по прямой) по излучинам Иртыша. Если верна вторая, то она свидетельствует о крайнем истощении личного состава, частых остановках и ремонте плавсредств.

О количестве высадившихся людей есть два сообщения. Первое принадлежит "Известиям…" Миллера, он сообщает о 700 уцелевших, второе - по отчёту самого Бухгольца - 1600 человек:

"тысеча шестьсот человек, в том числе больные и раненные"

В ближайшее время после высадки, "Бухгольц" послал в Тобольск отчёт об осаде, а также проект укреплений в устье Оми, в месте высадки.
Я предпочитаю употреблять имя Бухгольца летом 1716 года уже как условность. По чудесному выражению Миллера, командиру стало "скучно продолжать предприятую экспедицию", то есть Иван Дмитриевич то ли находился в депрессии от поражения, то ли не имел полномочий на действия в устье Оми. Командование оставшимся отрядом осуществлялось коллективно, а строительством заведовал швед Каландер.
(22 декабря (ст. стиля) 1716 года подполковник покинул устье Оми и более не имел отношения к истории Иртышских крепостей. Потом он оправдался в Санкт-Петербурге за неудачу, получил назначение на Дальний Восток, продолжил укрепление пограничных линий на Амуре, вышел в отставку в весьма пожилом возрасте и умер по пути в Россию. Это был честный служака, которого стоит помянуть добрым словом, но который не подходил для командования в столь скользких обстоятельствах).

10 июля (ст.стиля) из Тобольска вышел отряд Федота Алексеевича Матигорова, который насчитывал 500 драгун Тобольского слобоцкого полка, к ним по пути присоединились 800 мастеровых из Тары. К отряду Бухгольцу они присоединились 22 июля (ст.стиля). Матигоров привёз согласование на строительство неких укреплений в устье Оми.
Гагарин в письме от 26 июля (ст.стиля) тому же Макарову так вкратце описывал свои распоряжения Бухгольцу:

" И в нынешнее лето велел ему делать крепость на реке Оме, дабы нынешнее лето не стоять им даром, для того что людей у него с новоприслаными салдаты немалое число"

Такова история, которая восходит к академику Миллеру и отчёту Бухгольца перед сенатом.
И тут начинаются вопросы, ответы на которые отсутствуют.

Вопрос первый. Если "Бухгольц" уходил от джунгар - то почему его отряд пристал к левому берегу Оми, ЮЖНОМУ, то есть остался в зоне возможной погони?

Бухгольц с остатком гарнизона покинул укрепление, где он худо-бедно мог продолжать сопротивление, перемещался с артиллерией и оставшимися припасами на (округлённо) 400 километров севернее, после чего высадился в безлюдном и неукреплённом месте, не сделав попытки заслониться от противника хотя бы естественными преградами - рекою Омь или Иртышом. Он оказывался в куда худшем положении, чем пребывал в Ямышево, так как укрепления ещё предстояло возвести, причём усилиями голодных и больных людей. Тот месяц - или полтора - до подхода покреплений (а их могло и не быть, о чём прямо пишет Миллер, указывая на отсутствие рекрутов в Тобольске в начале 1716 года), остатки экспедиций Бухгольца были беззащитны от повторной атаки джунгар, так что они могли вполне разделить судьбу Бековича в 1717 году.
Устройство лагеря на правом, северном берегу Оми, могло бы существенно обезопасить остатки отряда. Река Омь, конечно, узка и неглубока, на ней множество бродов, но весной, в половодье, это достаточно весомая преграда, которая позволила бы выбрать время для окапывания.
Гораздо разумнее выглядело бы продвижение остатков отряда Бухгольца дальше на север, вниз по Иртышу, к Таре, которая располагалась на (округлённо) 250 километров севернее от устья Оми, или хотя бы к Татмыцкой слободе, о чём предположительно писал Гагарин - (округлённо) 150 километров ниже устья Оми. Тара и Татмыцкая слобода располагались на левом берегу Иртыша, то есть на противоположном от Ямышево берегу, там больным могла быть оказана хоть какая-то помощь, доставлено продовольствие, да и подход подкрепления мог быть осуществлён в считанные дни. Джунгары бы туда точно не сунулись.

А вот бросок Черен-Дондука к Оми был вполне реален.
Вряд ли весной 1716 года он располагал значительными силами. О численности осаждающих мы имеем сведения только из русских докладов, то есть заведомо преувеличенных. Осада для джунгар тоже была трудной, потребовала множества ресурсов и утомления воинов, так что воинственный нойон, скорее всего, к весне распустил своё воинство по домам, оставив минимум: отряд Бухгольца всё равно не имел лошадей и не был способен к активным действиям в степи. По большому счёту, джунгар в этот момент привлекала Кузнецкая земля, там лежали их коренные интересы, вдобавок, вдали беспрерывно тлела война с Китаем. И всё же, если бы разведка донесла о беспомощности отряда Бухгольца, в течение месяца они вполне могли собраться значительные силы, и могли бы достичь Оми. Богатейшая добыча в виде пушек, ружей, амуниции, припасов, а также слава победителя самой значительного отряда русских в русско-джунгарских войнах, могла возобладать над объективными обстоятельствами.
Воинственные джунгары, доселе свирепствовавшие на русских рубежах, в этот момент проявили удивительное миролюбие. И это не вяжется с их репутацией, и с их отчаянным штурмом Ямышевских укреплений несколько месяцев назад.

Вопрос второй. Если "Бухгольц" хотел обустроить временный лагерь до подхода подкреплений - то почему он выбрал самое неудачное место в устье Оми?

Высадка произошла на левом, то есть южном берегу Оми, в месте впадения в Иртыш. Это место представляло собой низкий заливной луг, а в полукилометре от стрелки вверх по Оми начинался высокий берег - Алаярский яр, отмеченный на чертежах изографа Ремезова. Напротив места высадки, на правом, северном берегу Оми, находится высокая терраса, господствующая над местностью - на ней спустя полвека появится Вторая Омская крепость.
Но первые укрепления остаков экспедиции Бухгольца и подкреплений Матигорова располагались на низинах левого берега, иначе говоря в месте, неудобном с точки фортификации и наиболее доступном с точки зрения вероятной угрозы с юга, к тому же подверженным регулярным затоплениям во время паводков.

В таком виде ретирада и деятельность "Бухольца" в устье Оми вызывали не только вопросы Правительствующего сената , а совершенно обосновано подводили начальствующих под обвинение в измене.
Из всех пунктов эвакуации и устройства промежуточной базы, место, выбранное Бухгольцем и Каландером, то есть левая стрелка Оми с Иртышом, была наиболее неудобна для обороны - и более всего доступна для джунгар.
Несколько недель судьба 700 или 1600 человек висела на волоске. Они бросили укрепление, в котором могли держать оборону, часть снаряжения, ради того, чтобы переместиться в другое место - причём все также оставаясь в зоне досягаемости противника - и чтобы продолжительное время остаться без укреплений, то есть единственного, что могло спасти их от атаки в конном строю.

С целью адекватного понимания событий 1716 года в устье Оми, необходимо оставить в прошлом ряд клише:

• остатки экспедиции Бухгольца высадились в совершенно незнакомом месте и действовали в форс-мажорных обстоятельствах;
• Бухгольц и вышестоящее руководство было совершенно свободно в своих действиях;
• все исторические персонажи действовали согласованно, исполняя единый план.

Необходимо ввести дополнительный фактор, который сможет объяснить нелепости происходящего.

И, пожалуй, единственное, что приходит на ум - лесостепное Прииртышье, район устья Оми, не было пустынным, как нас уверяет официальная история. В этих местах проживало некое население, которое в 1710-х проводило вполне самостоятельную политику. По какой-то причине об этом воздействии Бухгольц и Миллер предпочли умолчать, по крайней мере - в общедоступных документах.
Это не джунгары, которые севернее Оми появлялись периодически, в ходе набегов, и не делали попыток закрепиться так близко от карательных рейдов тарских казаков.
Это не сибирские татары, которые были распределены по промысловым угодьям для добычи пушнины, а южная граница ареала соболя проходила на две-три сотни километров севернее нижнего течения Оми.
Это не старожилы: на тот момент ближайшие к месту действия русские поселения располагались в нынешнем Большеречье (Такмыцкая слобода) и нынешней Красноярке (Чернолуцкая слобода), самое ближнее в 50 километрах от устья Оми - и количество обитателей их исчислялось десятками человек.
Умолчания официальной истории обрисовывают народ - загадку, вернее, остатки такого народа, позднее изъятые из истории, но на тот момент достаточно боевитые, чтобы воспрепятствовать передвижениям военных команд по Иртышу и занятию господствующих высот над Омью.
Этот народ не препятствовал мирной пашенной колонизации Прииртышья, расселению слобод и деревень, но имел претензии по поводу строительства крепостей на Иртыше южнее Тары. Ещё он активно пользовался Иртышом, что окончательно исключает из списка подозреваемых степные народы (позднее красной нитью смысла всех омских укреплений будет защита от нападения с реки и необходимость держать фарватер под обстрелом).

Тогда остановка Бухгольца в устье Оми, а не в более выгодной в положении отступающего отряда Такмыцкой слободе, имеет объяснение: остатки экспедиции не смогли прорваться на север, на соединение с русскими гарнизонами, их принудили к высадке в другом месте. Причём, в месте чрезвычайно удобном с точки зрения интересов личного состава экспедиции, но не её командного состава.
Нелишне напомнить, что три тысячи подчиненных Ивана Дмитриевича были насильно рекрутированы, оторваны от домашних дел, посланы в опасную авантюру, где всем им предстояло испытывать тяготы и опасности - непонятно ради каких высоких государственных интересов. За два месяца 1715 года по пути отряда Бухгольца к Ямышево из трёх тысяч человек умудрилось дезертировать двести - вполне нормальный процент для того времени. Бежать из Ямышевского укрепления было некуда, разве что в полон к джунгарам или киргизам, а вот в нейтральной полосе, на Оми, вдали и от джунгар, и от царской администрации, появлялась возможность уйти хоть к родным по пустынным тропам, или куда подальше в Сибирь.
Неразбериха с цифрами выживших в осаде и достигших Оми, наглядно показывает, сколько из них сохранили лояльность - 700 человек; и сколько ушло на все четыре стороны, пало в возможных боях или присоединилось к противникам Бухгольца - 900 человек.

Эти настроения неведомого народа были известны заранее, отчего тобольская администрация предприняла упреждающие меры по противодействию.

Устье Оми было предназначено для устройства промежуточной базы и для демонстрации серьёзности намерений овладеть Иртышом. Отряд Бухгольца застал уже строящиеся укрепления какого-то самостоятельного отряда из Тобольска, о котором нет никаких сведений - потому что для объяснения его действий пришлось бы раскрыть инкогнито противника. Подполковник был отстранён от командования, его офицеры получили новые назначения, а рядовые чины, выжившие в осаде и в боях по прорыву на север, слились с другими рабочими командами. Есть подозрение, что этими работами руководил швед, потому что позднее память о его деятельности слилась с работой более значимого и яркого персонажа - Иогана Каландера, третьего или четвёртого лица в табели о рангах экспедиции Бухгольца.
Сообщение по Иртышу было восстановлено Матигоровым, но даже объединённым силам не удалось сбить неведомый народ с господствующих высот над Омью.
Вряд ли летом 1716 года шли настоящие бои, вернее говорить о постоянном давлении на людей Бухгольца и Матигорова, которое связывало им руки и принуждало действовать в узком коридоре возможностей, не давая занять правый берег.
Если бы в нашем распоряжении было бы не "Известие …" Миллера, а руины укреплений и другие обрывочные данные, то такая версия напрашивалась бы сама собой.

И, наконец, что это был за неведомый народ?
Неведомый нам - и при этом прекрасно известный Петру I, губернатору Гагарину и подполковнику Бухгольцу, поскольку все они действовали от его имени, претендуя на Центральную Азию. Это были потомки Великой Тартарии (или Сибирского Царства), когда-то передавшие русским царям власть над своими землями…
…В обмен на гарантии невмешательства в свою жизнь, которые были нарушены планами экспансии вверх по Иртышу.
Можно предположить, что в расчётах Петра I и Гагарина было подчинение не только джунгар и киргизов на пути экспансии в Центральную Азию; судя по месторасположению Омских крепостей, в планах Санкт-Петербурга и Тобольска было также окончательное замирение потомков тартарийцев.

При использовании материалов статьи активная ссылка на tart-aria.info с указанием автора Константин Ткаченко обязательна.