Криптотартарийская история Омска. 7.

1721-1722 годы - годы развязки эпопеи Иртышских крепостей и прожекта возрождения Сибирского царства, время завершения событий, начатых в 1715 - м.
Они проявились цепью значимых событий:
- в начале 1721 года - попыткой России уйти с Иртыша и казнью губернатора Гагарина;
- во второй половине года - обсуждением переноса Омской крепости на правый берег Оми;
- осенью - объявление России империй, чем был подведён итог поискам иных вариантов построения государства;
- лето, конец 1722 года и весь 1723 год - кровавое подавление Тарского бунта и зачистка Прииртышья от нелояльного населения.

В предыдущих частях очерка события в устье Оми были описаны до лета 1717 года, а состояние дел с управлением Сибири - до казни губернатора Гагарина весной 1721 года.
"ИЗВЕСТИЕ О ПЕСОШНОМ ЗОЛОТЕ В БУХАРИИ, О ЧИНЕННЫХ ДЛЯ ОНОГО ОТПРАВЛЕНИЯХ И О СТРОЕНИИ КРЕПОСТЕЙ ПРИ РЕКЕ ИРТЫШЕ, КОТОРЫМ ИМЕНА: ОМСКАЯ, ЖЕЛЕЗЕНСКАЯ, ЯМЫШЕВСКАЯ, СЕМИПАЛАТНАЯ И УСТЬ-КАМЕНОГОРСКАЯ" академика Герарда Фридриха Миллера, которое служило главной нитью сюжета предшествующих частей очерка, доведено до 1721 года, вследствие чего придётся попрощаться с герром академиком и высказать ему глубочайшую признательность за сообщённые им сведения - а паче всего за то, о чём он красноречиво умолчал.

В промежуток от 1715-го до 1721-го года Иртышская линия крепостей рассекла степь на протяжении 900 километров, разделив враждующих джунгар и киргизов к югу от русской Сибири.

В 1716 году отрядом подполковника Матигорова острог у Ямышевского озера был восстановлен, в следующем 1717 году окончательно расширена и укреплена подполковником Ступиным Ямышевская крепость. На протяжении полувека она будет главной на линии.
Одновременно с этим, в 1717 году между Омской и Ямышевской крепостями отряд тарских казаков под командованием сына боярского Павла Свиерского заложил Железинскую крепость.
В 1718 году отрядом Василия Чередова построена Семипалатная крепость, нынешний Семипалатинск - Семей, на месте древнего города - монастыря Доржинкит (отсюда "семь палат").
В 1720 году возведён Коряковский форпост (на Коряковом яру - месте гибели зимнего конвоя 1716 года), который с 1861 года стал городом Павлодаром.
Также в 1720 году по указанию майора Лихарева колыванские драгуны строят Усть-Каменную крепость (с 1804 года - город Усть-Каменогорск): ресурсы Прииртышья исчерпаны, на стройку выдвигаются контингенты из других районов Сибири.
Были построены вспомогательные Убинская (1718 год), Полон-Карагайская (1718 год) крепости, вскоре оставленные.
Итак, в 1720 году Иртышская линия крепостей километров была завершена, построены крепости, размещены гарнизоны. Началось осторожное освоение полосы земель вдоль Иртыша, которые позже стали территорий размещения Сибирского Казачьего войска: прокладка сухопутного тракта, возведение промежуточных редутов и острогов, основание станиц.

Даже джунгары примирились с тем, что цепь русских укреплений протянулась по среднему течению Иртыша и, в определённой мере, стеснила их перемещения с одного на другой. Этому способствовала изменившаяся в 1717 году обстановка в степи.
Во-первых, дошла до кульминации вражда джунгар и киргизов, джунгары разгромили объединенное казахское войско и, уже не встречая сопротивления, начали продвижение на запад, вплоть до бухарских и хивинских владений. Часть киргизских ханов стали всерьёз рассматривать протекторат России как средство спасения. Но и, во-вторых, победоносным джунгарам тоже было не сладко, их успехи на севере не компенсировали потери на юге, где империя Цин с китайской методичностью отражала их наскоки на Срединную и явно готовилась к контрудару.
Контайша Цеван-Рабдан в 1721 году отправил посольство к Петру I с просьбой защитить его от китайцев, и направить к нему вверх по Иртышу русские войска, с помощью которых он мог бы

"...освободиться от страха китайского, ибо он его утесняет"

Для степняков резоны русских с их продвижением на юг были по прежнему непонятны, а вот Иртышские крепости стали рассматриваться всеми сторонами как некий стабилизирующий фактор, ради которого их пребывание можно потерпеть.
Но...
19 января 1721 г. Пётр I подписал указ Сенату:

"Крепость Ямышевскую укрепить и оселить, а прочие разорить новыя, кроме Ямской …"

Сенат, соответственно, издал Приговор 16 февраля 1721 г. вновь назначенному сибирскому губернатору князю А.М. Черкасскому:

"…из новопостроенных крепостей, кроме Амской, военных и протчих людей, артиллерию вывезть в Тоболеск, или куда пристойно. Амскую укрепить и содержать по своему рассмотрению".

( в документах "Ямская" и "Амская" крепости - Омская, орфография и правильное наименование не устоялись, попадаются более экзотические варианты, например, написание Омск и Омь через "от" или латиницей "Jom").

То, что авантюра с "песошным золотом" завершилась крахом, стало понятно ещё в 1719 году, и точку в этом поставил сыск майора Лихарева.
Но Санкт-Петербург по какой-то причине, официально не объявленной, решил полтора года спустя отказаться от достигнутых завоеваний, которые были достигнуты параллельно поискам "песошного золота"...
Соображения Петра I вполне разумны и обоснованы, если принять во внимание ход развития прожекта 1715 года с официальными поисками "песошного золота" - и с неофициальной попыткой предъявить права на наследование Центральной Азии от имени Сибирского царства.
Северная война подходила к завершению, и, в целом, Россия вышла победительницей в этой судьбоносной для себя борьбы, несмотря на все издержки и потери. Неугомонный царь готовился к броску на юг, к Персидскому походу, который был очередной попыткой пробиться на юг. Из неудач Бухгольца и Бековича были сделаны правильные выводы, вместо мобильных отрядов и предложения туземцам вернуться в лоно прежних "царств", аргументом к покорности должна были послужить полноценные армия и флот европейского образца.
Иртышские крепости в такой ситуации выглядели обузой: их строительство не дало немедленного эффекта, золото не было найдено, путь в Китай и Индию не проложен. И, как выяснилось при разбирательстве дела губернатора Гагарина, продолжение этой истории в прежнем формате, от имени возрождённого Сибирского царства, снова привело бы к опасной концентрации власти в руках сибирского губернатора, вдобавок повышало  сопротивление местного населения до опасного градуса.
Царю было проще отказаться от части достигнутых завоеваний, чем в опасном Персидском походе постоянно подозревать сибирские власти и вольницу в расколе страны. Казнь Гагарина и отказ от прожекта, в котором он был главным исполнителем, не случайно связаны во времени; одно подразумевало другое.

Приговор Сената был спущен по инстанции в Тобольск, в связи с чем потребовалась ревизия хаотичного строительства в устье Оми, в том числе и основного объекта - Первой Омской крепость.
Вельяминов-Зернов, бывший комендантом оной , со всей солдатской прямотой отрапортовал в ответ на запросы:

"Омская крепость поставлена от воды далече и не может та крепость к Иртышу-реке обороны иметь..."

Каковым образом наверняка ввёл начальство в ступор, потому что Первая Омская крепость-де предназначалась, как оказывается для обороны против десанта с Иртыша, то есть имелся в виду противник, никак не попадающий под официальную версию защиты от степняков.

Так в очередной раз проявилась загадка, которая будет нависать над обеими Омскими крепостями полтораста лет: зачем их вообще строили?
Потому что ответы на них лежат в двух раздельных реальностях.
В первой реальности крепости строились для отражения атак конных степняков.
Во второй реальности от крепостей требовалось держать под обстрелом фарватер Иртыша и обороняться от речного флота.

У этой истории было интересное следствие: Тобольск ответственно подошёл к запросу из столицы об укреплении Омской крепости и подготовил решение по её переустройству.

Тобольский военный инженер-капитан Поль де Гранж в 1722 году разработал проект переноса крепости на правый берег Оми, чтобы разрешить все проблемы левобережного расположения, которые указывались в предыдущих частях очерка.

Фигура де Гранжа интересна тем, что он не входил в круг креатур казнённого губернатора Гагарина и не был связан с прежними тобольскими интригами. Он был приписан к экспедиции майора Лихарева, иначе говоря, принадлежал к политической группировке, которая воспринимала в штыки любые начинания прежних властителей Сибири. Де Гранж побывал с инспекцией в Омске и, позднее, для нового губернатора Черкасского составил критическое замечание о Первой Омской крепости:

"Старый город на Оми, укреплённый только простым палисадом и небольшим рвом, в настоящем осыпающимся и разрушающимся, который должен быть переделан на новом месте".

Суждение военного инженера выглядит только отчасти справедливым - в части расположения на левом берегу Оми, которая вызывала недоумение у всех, кто был непричастен к первоначальным обстоятельствам строительства в устье Оми. Построенная за пару лет до визита Лихарева Первая Омская крепость была ещё достаточна крепка и явно не производила впечатление руины.
Инженер-капитан не нашёл никаких доводов для оставления крепости на южном берегу и предложил то, что должны были сделать ещё Бухгольц с Каландером - воздвигнуть укрепление на высокой террасе правого берега, на том месте, где спустя 40 лет появится крепость Шпрингера.
На отказ от переноса крепости повлияла смерть де Гранжа, а кроме него, как уверяли современники, не нашлось людей воплотить на местности новую пятиугольную крепость вобановской системы.
С точки зрения моей теории это означало, что к 1722  году вопрос с возмущением "условных тартарийцев" и сочувствующих им русских старожилов был разрешён (или в стадии разрешения), а правый берег Оми был уже зачищен от очагов сопротивления. Но демонстрация успехов российской власти была сочтена преждевременной, и вопрос о перемене места расположения крепости был отложен на будущее.

А то, как решалась проблема замирения тыла российской экспансии, наглядно продемонстрировал Тарский погром 1722 года.

Город Тара мельком упоминался в предыдущих частях очерка - он был ближней оперативной базой экспедиции Бухгольца, исправно поставлял людей и материалы для возобновления продвижения вверх по Иртышу. Тем нелепее выглядела фактическая ликвидация этой базы в ходе строительства Иртышской линии крепостей. Если следовать официальному изложению истории, то это событие вызывает недоумения несоразмерностью причины выступления и последующего наказания.
Начнём с того, что в истории Азиатской России это практически единственный случай погрома весьма значительного населённого пункта с русским населением (в масштабах того времени и места).

Завоевание Сибири сопровождалось множеством проявление жестокости - этим русская конкиста на восток не слишком отличалась от прочих колониальных завоеваний. Но как только территория приводилась под государеву руку, получала регулярное объясачивание под контролем воевод, то насилие, по крайней мере со стороны центральной власти, резко шло на убыль. Москве был нужен устойчивый и значительный выход пушнины - следовательно, следовало всячески беречь мирных туземцев, ключевое звено этого процесса; ведь соболь сам по себе в Москву не побежит и свою шкурку не выделает.
Воеводам предписывалось править не жесточью, а ласкою, раздавать подарки, беречь поселения и охотничьи угодья от несанкционированных действий русского населения. Дело доходило до того, что местные воеводы не имели права выносить приговоры захваченным с оружием в руках участникам бунтов и восстаний, их судьбу могла решать только Москва, а Сибирский приказ крайне неохотно шёл на наказания и практически исключал смертную казнь.
Примерно таким же отношение было к русскому населению городов и к пашенным крестьянам, поскольку они обеспечивали функционирование российской власти в очень сложных условиях. Поступление людских ресурсов в Сибирь шло медленно, сопровождалось многими трудностями, так что махать саблей направо и налево, как это практиковалось в коренной России, властям было себе дороже. Некого было брать на место разогнанных и казнённых, да и враждебное окружение инстинктивно заставляло воевод и тягловый люд держаться заедино.
В Сибири долго сохранялись земские вольности, введённые законами Ивана Грозного, и по факту законсервированные ввиду слабости центральной власти, принуждённой сотрудничать с народом.
Львиная доля жестокостей и бесчинств в русской Сибири приходилась на долю вольных казаков и на ответные карательные акции воевод, которыми этот контингент пытались привести в чувство, да приспособить к государственному строительству.

На примере Тары можно показать, как складывались отношения местного населения и властей всех уровней, и проследить, как на протяжении всего семнадцатого века проявления своеволия вызывали со стороны Москвы лишь стремление уладить дело по-тихому.
В 1636 году буйные тарчане отказались повиноваться назначенным воеводам, накатали на них кляузу в Тобольск и в Москву, послали ходатаев в столицу - и специальная комиссия из центра мирила на образах обе стороны, призывала власть сотрудничать с народом.
В 1660-х части тарчан наскучило исполнять казённые повинности; воспользовавшись регулярными царскими требованиями завести запашку в Сибири, чтобы перейти на самообеспечение хлебом, они написали челобитную в Москву с просьбой выселиться на реку Тару, в Бергамак, на значительное удаление от воевод. И сбежали, помахав на прощание ручкой раздосадованному воеводе. Кстати, зерна с Бергамацкой слободы не видели ещё долго...
Под этим же благовидным предлогом бежали от воевод и позднее - например в Такмыцкую слободу (нынешнее Большеречье), упоминаемую раньше. Так шло заселение Прииртышья задолго до того, как Омск прикрыл эти слободы с юга.
Кочевники досаждали русским крестьянам куда меньше чем воеводы.
В 1705 году гарнизон и обыватели Тары отказались исполнить царский указ о бритье бород, усов и об обязательном ношении немецкого платья - и эта фронда тоже сошла им с рук.

Впрочем, когда дело доходило до реального исполнения обязанностей, то тарский служилый люд исправно ходил в походы, "годовал" в дальних острогах, сопровождал торговые караваны и экспедиции к тому же Ямышеву озеру. Верность их не подлежала сомнению и неоднократно отмечалась наградами и пожалованиями.
Тара с 1594 года, с самого основания, была южным форпостом русской Сибири на одном из самых опасных направление - в ишимо-иртышском междуречье, извечному пути нашествий степняков с юга вглубь Западной Сибири. Город и основывался как защита от происков непокорных кучумовичей.
Набеги калмыков на Тарский уезд начались с 1616 года и продолжались джунгарами до 1741 года, до тех пор, пока уезд не прикрыла Ишимская линия укреплений 1737 года. Тара испытала джунгарские осады 1629 и 1634 годов - так что это был заслуженный боевой форпост России.

На разных этапах в экспедицию Бухгольца и на строительство Омска с Иртышской линией, из города Тары и уезда было привлечено свыше тысячи человек и сотни лошадей. Для города с населением в 3-5 тысяч человек такое изъятие трудоспособного и боеспособного населения было болезненным, тем более что большинство из них погибло в злосчастном Ямышево, ушло в бега или потом годами трудилось на строительстве  крепостей. Это вызвало неизбежное озлобление против власти - и послужило одной из психологических причин бунта 1721 года.
Другая причина считается религиозной.
По крайней мере, так уверяет официальная история, в чём лично я сомневаюсь, поскольку Сибирь была в целом индифферентна к богословским спорам между сторонниками древлеправославной веры и государственного православия. Первые разве что пользовались бОльшей симпатией русских сибиряков как гонимое меньшинство и как радетели за прежние земские вольности.
На начало 1720-х пришлись ряд новаций в религиозной жизни: ликвидация патриаршества и учреждение Святейшего Синода как рядового министерства, запись старообрядцев в двойной подушный обряд.
Вблизи Тары ещё с конца семнадцатого века существовали раскольнические обители, значительная часть обитателей уезда, особенно в урманах, придерживалась старой веры - и местные воеводы не слишком утесняли их, не решаясь будоражить лихо, пока оно тихо. Новости из России волновали эту часть населения, в Тару проникали слухи о подмене царя на басурманина, о наступлении царства Антихриста. Вышеописанные в очерке события вполне укладывались в мрачные прогнозы.

5 февраля (ст.стиля) 1721 года Пётр Первый опубликовал указ о новом наследовании престола, по воле государя

"кому оный хочет, тому и и определить наследство".

Первенец царя, царевич Алексей Петрович был уже казнён? запытан? скончался в заточении?, так что по факту наследника у царства, готовящегося стать империй, действительно не было. С этой точки зрения Пётр вполне разумно стремился снизить риски переходного периода, но с другой, с точки зрения его подданных, шёл против традиции венчать на царство старшего сына, вдобавок, хотя бы формально утверждать его кандидатуру на Земском соборе. Пётр Первый, ничтоже сумнящесе, установил для всех российских граждан присягу пока безымянному и неизвестному наследнику. Сопротивляющиеся присяге приравнивались к изменникам и подлежали смертной казни.
К тому времени Россия была измучена и обессилена зигзагами петровской модернизации, так что присяга везде прошла без происшествий.

Единственным городом, отказавшимся присягать, оказалась Тара.
Перед официальным письмом о присяге в город пришло послание о богопротивности такой клятвы с намёком между строк, что неназванный наследник - сам Князь мира сего, сиречь Антихрист, которого, действительно, не полагалось называть по имени. Автором, как выяснилось в ходе следствия, был один из тарчан, поручик Байгачёв.
Свыше 700 жителей во главе с уважаемой казацкой верхушкой написали 18 мая (ст. стиля) 1722 года достаточно путанное "противное письмо" (иногда его именуют "отпорным"):

"... и мы за такова неведома наследника клятвою не клянёмся... А ежели от царского рода наследник будет... и мы за такова наследника...крест целовать будем".

Из Тобольска немедленно был послан карательный отряд полковника Батасова, который достиг города 14 июня (ст. стиля). Воевать собирались всерьёз, 600 солдат Московского и Санкт-Петербургского полков были подкреплены кавалерией и артиллерией. Сопротивления им оказано не было, а зачинщики бунта в количестве 70 человек заперлись в доме полковника Немчинова, решив претерпеть все муки, но не присягать Антихристу. Около 50 из них вскоре вышли, остальные взорвали себя - но погибли не все, многих вытащили, вылечили и подвергли мучительным казням.

Многие из горожан резали себя, наносили увечья, а царский сыск охотился по всей Сибири за всеми подписавшими "противное письмо" - наказанием была смерть. За тарчанами надолго закрепилось прозвище "коловичей", так как головы казнённых насаживались на пики и колья, и эта инсталляция простояла в городе несколько лет.

Вообще, сыск по сопротивлению присяге 1722 года, за теми, кто успел сбежать, продолжался неестественно долгое время, до 1735 года, хотя ещё в 1725-м все проблемы престолонаследия были разрешены и причины бунта потеряли актуальность.

В ходе погрома Тара потеряла умертвлёнными и сбежавшими жителями половину населения, многие дома были сожжены, торговля и промышленность разрушены до основания, так что город весь восемнадцатый век оправлялся от последствий расправы, да и потом превратился из процветающей столицы Прииртышья в глухое захолустье.

Царские каратели не остановились на этом, они верно оценили влияние на население старообрядческих скитов в Тарском уезде, и в следующем 1723 году начали облаву на раскольников Прииртышья. Результаты облавы поразили карателей: в таёжных ураманах скрывались неизвестные властям поселения, законспирированные скиты. Погрому подвергся скиты старца Сергия и беспоповца Ивана Смирнова, потом полыхнули Пышменская и Едуниская гари. Счёт погибших в гарях, разогнанных и попавших в плен, исчислялся тысячами.

Тарский погром подстёгивался личными указами Петра Первого, проявившего в данном случае редкую кровожадность даже для своего правления.
Новый губернатор Сибири, князь Алексей Михайлович Черкасский, с моей точки зрения, не был способен на искоренение измены в столь жёстком формате.
После выкрутасов излишне предприимчивого во всех смыслах князя Гагарина, царь по контрасту назначил управлять Сибирью человека малоинициативного, хотя бы и хорошего исполнителя полученных приказов.
Черкасский был одной из ключевых фигур в строительства Санкт-Петербурга, в этом качестве Пётр Алексеевич его ценил: например, мог попросту наведываться отобедать в дом Алексея Михайловича. При этом Черкасский не продвигался в чинах и, скорее всего, не грел руки на строительстве - то ли по общей вялости характера, то ли потому, что и так был богат. От предложения поруководить восточной частью страны, князь Черкасский даже отказался поначалу - не хотел такой ответственности, и отчётливо понимал, что там нужен человек совсем иного склада (в категориях нынешнего времени это как отказаться от должности президента "Газпром").
Но Петру и Сибири нужна была передышка - и губернатор Черкасский за время своего ничем не примечательного правления с 1719 по 1724 год её обеспечил.
Затруднительно представить, что такой человек, не склонный к жестокости и излишнему рвению по службе, мог своими указами превратить Тару в филиал ада. Так же мало к подобному были способны солдаты и следователи из Тобольска, из сибиряков, испытывавшие к тарчанам естественное сочувствие, так как легко могли оказаться в их шкуре.

Сопоставить погром Тары можно разве что со штурмом и разорением украинского городка Батурина, резиденции Мазепы, перед Полтавской битвой. Меншиков взял город штурмом... в дальнейшем свидетели расходятся: одни сообщают, что перебили только сопротивлявшихся сторонников гетмана-изменника, то есть несколько сотен казаков-сердюков, другие - о резне всего населения города, шести тысяч с лишком душ.
Так что такое демонстративное разорение Тары вызывает массу вопросов.
Батурин оказался в эпицентре главного эпизода Северной войны со Швецией, когда решалась судьба России, ожесточение всех сторон достигло предела, и батуринской резне можно найти хотя бы психологическое оправдание. И идеологическое - русские показали, что будет с изменниками, что неизбежно подорвало боевой дух сторонников Мазепы.
Ничего такого в случае с Тарой не было. Даже "бунта" не было - только пассивное сопротивление тех, кто наивно верил в силу прежних земских вольностей и в приверженность к своей веры. Указ о присяге грозил смертью сопротивляющимся, вот только просто сыском и казнями виновных не ограничилось, в водоворот событий вовлекли город и обширный уезд.

Такой подрыв обороноспособности страны, который мог привести к прорыву джунгар чуть ли не к самому Тобольску, должен иметь какое-то рациональное объяснение.

Оно появится, если представить что в 1722 году де-юре решался вопрос о форме владения над Прииртышьем, который де-факто ранее решили иртышские крепости.
И что в самой Таре, как и в Тарском уезде находились люди? документы? свидетели? каких-то старинных соглашений между Россией и загадочным государственным образованием (Сибирским царством/Тартарией). Люди и архивы вполне могли скрываться под "раскольниками" и "изменниками", которых выискивали ещё пятнадцать лет, чтобы истребить подчистую или заставить отказаться от своих прав.

Это могли быть выходцы из  Сибирского царства/Тартарии, которые до последнего стояли на соблюдении старинных договоров; могли быть потомки первых русских поселенцев в Таре, поставленных эти договоры блюсти - и ради чести своих предков отказавшихся пойти на поводу сиюминутных политических интриг Санкт-Петербурга.

Тогда становится яснее подоплёка проекта переноса Омской крепости на правый берег: те, кто упорно обороняли правобережье Оми от вторжения Бухгольца, Матигорова и комендантов Первой Омской крепости в 1716 году, тоже подверглись репрессиям в 1722 году (или ранее).

И тут всплывает весьма странная история основания города Тары, который должен иметь отношение к реке Тара - как и полагается в русской традиции брать для названия населённого пункта в первую очередь ближайший гидроним. Новый сибирский город в 1594 году действительно надлежало быть построенным в устье Тары - но присланная из-за Урала огромная по тем временам экспедиция выбрала место на другом берегу Иртыша, в 28 км по прямой. Просчёт изыскателей? неожиданное изменение обстоятельств? стремление посадить новый русский город на какое-то значимое место? - чётких разъяснений не было, и нет до сих пор.

Вскоре после начала завоевания Сибири татары, проживавшие на реке Тара, обратились к новой администрации с просьбой защитить их от набегов кочевников и рейдов отрядов Кучума. Москва не могла не принять близко к сердцу нужды трудового ясачного крестьянства, в 1593 году был издан царский приказ, в котором, правда, задачи нового форпоста России существенно расширялись:

"Идти ставить город вверх Иртыша на Тару реку, где бы государю было впредь прибыльнее, чтоб пашню завести и Кучума царя истеснить и соль завести".

Город был построен в следующем, 1594 году под руководством опытного воеводы Андрея Васильевича Елецкого силами гарнизона нового города-крепости, приписанных к нему крестьян и временного контингента строителей.

Но не на месте, предписанном из Москвы. В результате оказалось, что до тех, кого гарнизон Тары был обязан защищать, оказался день пути. Учитывая скоростной характер войн с конными кочевниками - решение странное. В отписке, составленной после строительства это мотивировалось непригодностью места в устье Тары для для сооружения крепости. В дальнейшем русские крепости по Иртышу всегда ставились на правом, возвышенном берегу - Тара была единственной, воздвигнутой на левобережной низменной пойме, хотя и на естественной террасе. Вдобавок, в местности, лишенной строевого леса - в Сибири это надо было поискать. Лес сплавляли с другого берега.

С нашей точки зрения все вроде бы логично и не вызывает недоумения. Какой-то дьяк в Москве за три тыщи вёрст от стройки сказал - городу быть у Тары, а на месте выяснилось, что нужно ставить в другом месте. Но это если не знать сложившейся и отработанной до мелочей практики строительства крепостей и оборонительных линий в России шестнадцатого века.
Россия строила много, причем даже не крепости, а целые укрепрайоны и линии обороны. К югу от Москвы веером уходили линии Засечной черты - сочетания лесных завалов и острогов против набегов крымских татар. По Волге, рассекая степь от Оки до Каспия, пролегла Волжская линия крепостей. Западные границы ощетинились каменными цитаделями. Освоение Сибири шло по накатанной колее. Импровизации в таком деле не допускались. Построенные без дозволения свыше города разрушались.
Проектирование новой крепости велось в несколько стадий и контролировалось из центра буквально до бревна и гвоздя. Часто в ответ на первоначальную заявку в Москву с общими соображениями, обратно приходило распоряжение на месте произвести предварительную разбивку города на местности, после чего составить более подробный проект. Потом московские Приказы уточняли проектные решения, ссылались на типовые проекты и вносили необходимые изменения. По окончанию работ формировался пакет сдаточной документации, в который входил отчет о расходовании средств и составлялся план построенного города.  Бюрократический маховик, утверждаемый плетьми и казнями, к тому времени набрал полные обороты и представить, что утвержденный заранее план мог быть изменен исполнителем, трудно - точнее, невозможно.
Особенно Елецким, ветераном строек на Волге.
Москва единовластно распоряжалась ресурсами, в первую очередь человеческими, в которых был острейший дефицит. В строительстве Тары принимало участие 1421 человек (многозначительная точность, свидетельствующая об отлично налаженной статистике). По прикидкам это 10-20% тогдашнего русского мужского населения Сибири. Часть из них мобилизовалась в России, часть - набиралась добровольно, часть - отвлекалась от других строек или решения чисто военных задач. Продовольствие для них везли тоже из России. Сформировать огромный по тем меркам трудовой десант, а отправить его в неизвестность, выключить из решения других жизненно важных проблем, заставить наблюдать в бездействии как воевода на месте решает, где быть городу - в такую картину поверить трудно.

Значит, была какая-то весомая причина, которая покрыла неуместную инициативу исполнителя и не вызвала репрессий. Возможно, об этой причине знали заранее в Москве, отчего в наказе сохранилась странная для повелительного стиля таких документов приписка:

"...А пришед на Тару реку, присмотреть под город место, где пригоже быти новому городу туто".

Сказать, что берега Иртыша были для русских совсем уж Terra incognita - нельзя. К моменту основания Тары там уже могли побывать разведчики, купцы, достоверные вести приносили татары. Сибирское начальство в Тюмени и Тобольске четко представляло себе будущий театр военных действий и земли, с которых собирался ясак. Промахнуться с размещением нового города, причем всего третьего по счету русского города за Уралом, было затруднительно.
Скорее всего, речь шла о разных приоритетах (и связанных с ними вариантах размещения города), окончательный выбор главного из них оставался за исполнителем.
Забегая вперед, нужно отметить, что Тара не выполнила своего первоначального назначения - не прикрыла лояльных татар тарских волостей от набегов, грабежей и угонов. Этим долго ещё промышляли кучумовичи и джунгары, подрывая экономику Русского царства.

Тогда в чём смысл города Тара - не на реке Тара?
Не в том ли, что в 1594 году Московия и гипотетические наследники государственного образования на юге Сибири заключили некий договор, суть которого нам неизвестна, а его зримым воплощением стала Тара - некий пограничный пункт, символ переходного периода? И название города шифрует эту договоренность, иначе бы нынешнюю Тару назвали бы, к примеру Аркарском - город стоит на речке Аркарка. Название было бы не хуже иных, вполне звучное.
И в этом смысле Тара просуществовала до 1721 -1722 годов, когда Российская империя аннулировала в одностороннем порядке прежние договоренности времён Бориса Годунова.

...А 22 октября (ст.стиля) 1721 года была провозглашена Российская империя.

Так была завершена первая фаза этой истории, которая для внешнего наблюдателя выглядит как строительство Иртышской линии крепостей, а для криптоисторика - как решение со стороны Российского государства тартарийского вопроса, наследия Сибирского царства.
В 1721-1722 годах и крепости были достроены, и тартарийские традиции успешно подавлялись - заодно со старожильческими вольностями; и ключевая фигура интриги - сибирский губернатор - был выведен из игры.

При использовании материалов статьи активная ссылка на tart-aria.info с указанием автора Константин Ткаченко обязательна.